Тройка истребителей пошла по кругу.
– Я – «Гоша». «Жила», возьми чуток правее.
– Понял.
– Я – «Москаль». Набор высоты до двух тысяч, мотор нагружать плавно.
– Есть!
Самолеты пошли одолевать вертикаль, ввинчиваясь в облачное небо.
– Пике до тысячи, резкий вывод в «горку».
Летчики, запрокинув головы, следили, как три машины понеслись вниз. Вся эскадрилья перебралась поближе к самолету комэска.
– Если натаскаем, – молвил Алхимов, – будет у нас двенадцать «мигарей», три полных четверки.
Жилин молча кивнул, наблюдая, как истребители, разогнавшись, гнули крутую дугу, выходя из пикирования и снова набирая высоту.
– Я – «Москаль». Как самочувствие?
– Н-нормально, – ответил «Жила».
– В глазах темнело?
– Да нет вроде…
Пилоты заулыбались понятливо.
– Не вибрируй зря, в пехоту не прогоним. Когда перегрузка, у всех темнеет. Ничего страшного.
– У меня тоже, будто ночь! – откликнулся Анатолий.
– И я! – поспешил вставить слово Костя.
– Набор пять тысяч.
– Есть!
«Мигари» потянули вверх.
– Не знаю, – вздохнул Кузьмич. – Может, и выйдет чего из пацанов.
– Я – «Москаль». «Гоша», доложить высоту.
– Пять сто!
– Пикирование, разгон до шестисот, выход на «горку».
– Есть!
Ничего сложного старлеям не «задавали», но волнение Жилина не покидало. И это его!
А каково это – не терять самообладания в небе, в первом полете?
Ну пусть и не в самом первом, но все-таки…
Погоняв «пацанов» еще полчаса, Иван приказал им идти на посадку.
– Помните: «мигари» у земли дубоваты, их может «вести»…
– Мы помним! – вякнул «Жила».
– Молчать! И слушать. На посадку!
Сели старлеи без приключений, подкатили на стоянку и вылезли – мокрые, как из парной, хотя фонари и были приоткрыты. Но к «руководителю полетов» приблизились довольно бодро.
– На первый раз сойдет. Сейчас на обед, а через два часа продолжим. Вопросы есть? Вопросов нет. Курс – на столовую!
После бомбежек ВВС Балтфлота береговая артиллерия немцев, расположенная вокруг Финского залива, не способна была сильно помешать советским кораблям.
Поэтому тральщики принялись расчищать минные поля, а Кригсмарине совместно с угодливыми финнами тут же бросились латать оборонительный рубеж – немецкие минные заградители «штопали дыры», а финские броненосцы «Ильмаринен» [43] и «Вайнямёйнен» стояли «на стреме».
Двадцать два бомбардировщика «Пе-2» под командованием майора Ракова в сопровождении шестнадцати истребителей вылетели, имея приказ: уничтожить броненосцы, прихватив, по возможности, мелкоту.
По паре «ФАБ-500» висело под крыльями у каждой «пешки».
Вместе с «Петляковыми» вылетела девятка топмачтовиков «ДБ-3Ф», несущих «ФАБ-1000» [44] .
Исход задания был крайне важен – он решал, выйдут ли корабли Балтийского флота в открытое море, чтобы громить врага, или так и останутся у причалов. А выходить флоту было нужно – моряки на Ханко держались цепко, и уступать «старорежимный» Гангут не собирались. Не сдавались и защитники Моонзунда – флотские и сухопутные обороняли острова Эзель и Даго, временно переименованные эстонцами в Сааремаа и Хийумаа.
И дело было не в том лишь, что это советская земля, которой мы врагу и вершка не отдадим, – на Эзеле имелась 1300-метровая полоса аэродрома Кагул, единственного, с которого можно было бомбить Берлин.
Без помощи флота архипелаг было не удержать.
Челышев твердой рукой вел самолет, Ткачук, шевеля губами, исчислял курс, Кибаль высматривал самолеты противника.
– О-па! – крикнул Павло. – Та вон же воны, минзаги! Штук пятнадцать!
Корабли появились на горизонте, они шли на север – слева полукольцом друг за другом следовали суда охранения, среди которых выделялись финские броненосцы, а справа – шесть крупных минных заградителей, которые ставили большие круглые рогатые «сюрпризы».
– У самый раз поспели! – радовался Ткачук поднимаясь с сиденья, чтобы лучше рассмотреть корабли. – Работают! Давай по головному! Стоп! Вижу «худых»! Командуй!
Челышев включил передатчик:
– Внимание! Я – «Ноль седьмой»! Над кораблями две пары «Мессеров». «Маленькие», очистите дорогу!
– Вас понял, «Ноль седьмой». Приступаю.
Четверка «яшек» Кудымова бросилась на «худых», завязав с ними бой, а «Петляковы» продолжили сближаться с кораблями противника.
Когда до немецко-финской эскадры оставалось около пяти километров, Раков подал команду:
– Внимание! Цель видите? Сейчас будем делать боевое развертывание! Слушать всем! Звеньям перестроиться в колонну! Удар нанести по плавсредствам звеньями с пикирования! Два захода. Как поняли? Я – «Ноль десятый»!
– Я – «Ноль седьмой». Понял.
– Приготовиться! Начали!
«Пешки» перестроились в колонну звеньев. Головное звено легло на боевой курс, и небо вокруг него мигом загустело хлопьями дымных разрывов – это работали шестнадцать 105-миллиметровых орудий с «Вайнямёйнена».
На их фоне зенитные «Виккерсы» с «Ильмаринена», не дотягивавшие и до трех дюймов, казались легкой щекоткой.
Минные заградители тоже открыли огонь – их темные, низко сидевшие в воде борта окаймились желтыми бликами вспышек.
В эту минуту Егор испытал унизительный страх – впереди, с боков, повсюду клокотало пламя и рвались снаряды, воздух был пронизан трассерами «эрликонов» и калеными осколками.
– Пошел!
Цель в прицеле. Огромная палуба броненосца «Ильмаринен» надвигалась снизу, струя зеленые и красные очереди.
– Командир! В атаку вышли топмачтовики!
Челышев не ответил. Он смотрел, не отрываясь, на серую палубу «Ильмаринена».
– Выводи!
Егор с силой утопил кнопку на штурвале. Освободившись от полутонки, бомбардировщик «вспух», вздрагивая и выходя из угла пикирования.
– Командир! Кренится броненосец! Ура-а!