Лифт поднялся всего на один уровень и почти не сместился в горизонтальной плоскости. Значит, из тюремного блока отдела ГСП сектора «В» одиннадцатого уровня Краузе перевезли не дальше, чем в карантинный отдел «десятки». В родные пенаты. Альфреду почему-то стало неуютно. Бить здесь не станут, это точно, но появляться в своем отделе закованным в кандалы было стыдно. Пусть под конвоем, но хотя бы без наручников!
Конвоиры мятущихся чувств Альфреда не разделили и наручники сняли только в кабинете у Штрауха. Благо, по пути от лифта до приемной никто из сотрудников отдела не встретился.
Усадив арестованного в специальное кресло (в случае чего способное автоматически пристегнуть и удержать буйного зека не хуже смирительной рубашки), конвой вышел за дверь. Краузе было расслабился, но Штраух вдруг встал из-за стола, подошел и угрожающе навис над бывшим подчиненным, как опасно накренившаяся бочка с топливом в кузове грузовика. Казалось, малейшее движение, и вся эта масса рухнет, впечатав Альфреда в пол вместе с креслом. Краузе невольно втянул голову в плечи.
– Ваше положение практически безнадежно, Краузе, – комиссар выпрямился и прошелся по кабинету, заложив руки за спину. – Все улики против вас. И хотя новейшие детекторы не уличили вас во лжи, я склонен доверять фактам. Вы постоянно были в гуще событий и мелькали во всех эпизодах погони за неуловимым шпионом землян. Этого достаточно, чтобы сделать вас главным подозреваемым.
– Козлом отпущения, – Краузе усмехнулся, но тут же поморщился от боли в разбитых губах. – Мое участие во всех эпизодах можно трактовать, как угодно. Я бы сказал, что это и есть главное доказательство моей невиновности: зачем мне лишний раз светиться, будь я шпионом или пособником?
– Все так, Краузе, – Штраух остановился и не без удовлетворения окинул взглядом инспектора, – но я трактую факты, как угодно мне, а не вам. Что у вас с лицом?
– Детекторы, – Альфред поднял насмешливый взгляд, вернее, попытался это сделать, но синюшные отеки вокруг глаз помешали, и насмешка получилась скрытой, лишь проскользнула в интонациях голоса.
– Перестарались, – Штраух прошел к столу и уселся напротив Альфреда. – Но впредь вам будет наука.
– Впредь? – уцепился Краузе за соломинку. – Я имею шанс доказать свою невиновность?
– Вольно или нет, вы все равно виновны, Краузе, – комиссар сощурил злые глазенки. – Что же касается прямых улик… благодарите своего верного друга Найдера. Если бы не его старания, вас давно бы поставили к стенке.
– Найдер? – Краузе осторожно облизнул губы. – Вот уж не думал, что он мне друг. Фриц нашел шпиона?
– Найди он вражеского агента, то уже сидел бы в моем кресле, – Штарух взял мучительную паузу. – Старший инспектор Найдер сделал всё, на что способен. Закрыть дело у него не вышло, зато он раскрыл заговор молчания в Третьем Литейном. И знаете, что выяснилось, Краузе? Выяснилось, что далеко не все инженеры и рабочие в день проникновения агента на объект временно ослепли или потеряли память. Выяснилось, что, как минимум, трое видели шпиона и разговаривали с ним, а один из троицы даже способен описать его внешность.
– Слава богу! – вырвалось у Краузе.
– А вы напрасно расслабились, – холодно заметил комиссар. – Вам от показаний свидетеля вряд ли станет легче.
– Но почему?! Я уверен, что ваш свидетель видел кого угодно, только не меня! Неужели и его показания не перевешивают ваших беспочвенных умозаключений?
– Вы поаккуратнее с выражениями, Краузе, – все так же спокойно произнес Штраух. – Обвинения в шпионаже с вас, возможно, будут сняты, но останутся другие.
– Да какие другие?! – вскипел Альфред. – Снова?! Снова хотите выбить из меня самооговор?! Не выйдет!
– Успокойтесь! – прикрикнул комиссар. – Довольно истерик! Вы были в дерьме по макушку, теперь по уши, разница невелика. Инженер Шмидт действительно видел в цехе не вас. Мы заставили его напрячь все извилины и подробно вспомнить внешность шпиона, а также содержание разговора. Текст классический, стандартный материал для обвинения в экономическом преступлении. Зато портрет получился очень интересный. Вы упадете со стула, когда его увидите, Краузе. А еще вы поймете, что ваши злоключения действительно далеки от финала.
– Что вы тянете, герр комиссар? – Альфред тяжело вздохнул. – Какой смысл на меня давить? Я и без того раздавлен, как жук под катком. Со слов инженера Шмидта был составлен фоторобот?
– Да, со слов под гипнозом, – Штраух остался глухим к мольбе бывшего подчиненного и не спешил раскрывать карты. – Скажите еще раз, Краузе, вы уверены, что не участвовали в подсудных делах? Вольно или нет, я допускаю и такое. Вы абсолютно в этом уверены?
– В сотый, тысячный раз говорю вам, герр комиссар, нет! Я ни в чем не участвовал!
– А скажите, Краузе, как часто вы бывали в лазарете карантинного сектора?
– Ну… бывал, – Альфред насторожился. – Часто. Особенно в последнее время.
– А в тот день, когда шпион проник в Третий Литейный, вы были в лазарете?
– В тот день? Я не помню точно… кажется… нет. А что? К чему вы клоните, герр комиссар?
– Скажите, Краузе, в лазарете есть приличный комп? – Штраух игнорировал его вопросы.
– У врача, в ординаторской.
– И последний вопрос, Краузе, – комиссар неприятно осклабился. – У вас дома хороший компьютер?
– Средний, – Краузе помотал головой, отчего тут же вернулась утихшая было головная боль. – И что из этого?!
– А то, дружище, что всё это звенья одной цепи, – Штраух почти улегся животом на стол и, дотянувшись, отечески похлопал Альфреда по плечу. – Вспомните, герр Жуан, чем занималась ваша Лаура, когда вы погрузились в сладкую дрему после любовных утех?
– Когда? Зачем мне это вспоминать?
– Всё за тем же! Вспомните, когда в гиперсеть были переданы данные по каравану? – Штраух шумно посопел и продолжил. – Или когда был вскрыт и серьезно испорчен управляющий комп Установки. А дальше попытайтесь вспомнить, встречались ли вы с фройляйн Вильгельм в день взлома сервера научного городка. Соображаете?
– В то время она была еще без сознания! И в день инцидента в Третьем Литейном она была без сознания!
– Без совести она всегда была, а не без сознания. Без совести, как и полагается гениальному актеру или разведчику. А вы без мозгов, с одними только яйцами! Ими вы и думали всё последнее время. Вот, взгляните, герой-любовник, это фоторобот шпиона, составленный со слов Шмидта.
Комиссар швырнул на стол листок с рисунком. Краузе подтянул листок по столу к себе и тупо уставился на портрет вражеского агента. Поверить в такое было невозможно, однако это был не кошмарный сон, а самая натуральная явь. Реальность отрицательного мира во всей «красе». Впрочем, к чему кавычки? Рисунок был неплох, и Катрина на нем была, как живая.