Получив расширенные полномочия, Померанский взялся за дело очень резко. Помимо хлопот хозяйственных, в типографиях печатались карты тех мест, где могли развернуться бои. С ними, кстати говоря, дела обстояли достаточно печально – считалось нормальным иметь всего несколько экземпляров у главнокомандующего. Желающие перерисовывали их с большей или меньшей степенью достоверности. Учитывая очень маленькое количество квалифицированных чертёжников-художников, результат можно было легко представить, точнее – его отсутствие.
Нормальные карты были делом дорогим, но в казне Шляхетского корпуса имелся хороший запас средств на всякие непредвиденные случаи, и он без раздумий пустил их в ход. Так что теперь нормальный комплект карт имелся в каждом полку, что уже хоть что-то…
Помимо карт, Рюген через газеты обратился к общественности:
«…Война с турками и поляками идёт не за какие-то абстрактные интересы, а за Русскую Землю и за Православную веру. Не впадая в официоз и пафос, можно смело назвать её Священной – слишком многое зависит от её исхода.
Любая помощь Войску Русскому будет кстати. Вас не призывают идти записываться добровольцами – наши воины храбры и умелы. Но вот послать письмо своим землякам со словами ободрения, посылку с лекарственными травами или какими-то лакомствами для раненых… Поверьте, это будет серьёзная помощь – они будут знать, что их помнят и ждут.
Самая же главная помощь будет заключаться в том, чтобы вы смотрели за поездами [35] , отправляемыми на войну. Встречаются нелюди, что воруют у Русских солдат напрямую или поставляют некачественный товар. Если вы можете как-то проконтролировать это – делайте!»
Параллельно Грифич мобилизовал травников подходящего возраста в добровольно-принудительном порядке – то есть деньги и почётная медаль после завершения кампании или неприятности от властей сейчас за отсутствие патриотизма. Мобилизовал и учеников Художественной школы – старшекурсников, разумеется. Прежде всего они должны были заняться копированием карт на местах, и задачу эту принц считал очень важной.
Мобилизовал и музыкантов, причём не только учащихся старших курсов, но и «ограбил» некоторых вельмож. «Ограбление» было вполне добровольным – многие сановники в порыве патриотизма сами предлагали какие-то услуги. Ну а почему бы и нет, если лично тебе это ничего не стоит…
* * *
– Аа, – пьяно скривился упитанный пожилой чиновник, – всё едино во время войны приёмов нормальных устроить не получится, потому и отпустил своих. Этот Руг… Рюг… Грифон мозги заклюёт: «Неуместно веселиться, когда вый… война идёт».
– Этот? Да, может, – согласился такой же нетрезвый и какой-то «пожёванный» собеседник из отставных вояк, всю жизнь прослуживших на паркете, тыкая одновременно вилкой в опята – зажевать. – При Матушке попроще было: хотишь – служишь, хотишь – нет. Зато при мундире! И сама Государыня повеселиться любила – какие балы и машкерады…
– И не говори… А чичас? Пётр Фёдорович балами не слишком… Если б не супружница его, то и веселья никакого бы не было.
– Да какое там веселье, – вяло возразил «пожёванный» отставник, – так… Никаких амуров с нетрезвыми бабёнками уже не крутанёшь. Потанцевал, побеседовал – и хватит. А раньше? То парочку какую за портьерами застукают, то на кулачках подерутся… Весело было!
– Прав ты, кум! Дай-ка я тебя расцелую! Не то сейчас, не то! Как староверы какие, прости господи, живём! – перекрестился сановник, – трубочку зажжёшь – косятся, пришёл на службу нетрезвый – гонят домой отсыпаться и ишо с жалованья удержат. А чичас и вовсе – музыкантов на войну, солдат развлекать, быдло-то!
– Точно, кум, – вскинулся отставник, – солдат – скотина в мундире, место своё знать должён, а не… Ишь – боевой дух у них… Дали мушкет, сено-солома научили – так иди и стой под пушками, не то капрал палкой забьёт – так ведь в Европах. А у нас – дух боевой, да грамоте учат, да травников им… Эх, Русь-матушка, завсегда ты отсталой будишь!
* * *
Из всевозможных ложкарей-балалаечников-гудочников было сформировано более тридцати оркестриков по пять-десять человек. Звучит весомо, хотя уровень большинства таких оркестриков был очень невысок, но что есть. Опыт Суворова показал, что с музыкой солдатам намного веселей и даже скорость маршей возрастает, так что…
Было сформировано и три полноценных оркестра, а главное – гордость попаданца, оркестр духовой. Все они были посажены на повозки, в которых и должны были сопровождать солдат в походах.
Выбил он и командировки в войска для молодых добровольцев-чиновников. Вряд ли они покажут себя в боях, но вот в штабах такие «боевые чернильницы» лишними не будут.
Померанский работал как проклятый, носился по городу и окрестностям, но зато и дело пошло. К концу мая всё, что можно было сделать в Петербурге, было сделано. Последним «штрихом» были наконец-то «продавленные» попаданцем брошюры по медицине, изданные чудовищным тиражом в тысячу экземпляров, – чтоб на каждую роту хватило.
Формирование армии Померании также дало свои плоды – желающих записаться было больше, чем он рассчитывал, – свыше тысячи человек. Правда, почти три четверти не имели никакого отношения к Померании и Рюгену и желали только наняться на военную службу к удачливому правителю.
После Семилетней войны появилось много ветеранов, которым некуда было податься. Пруссия, обескровленная колоссальным долгом и потерей территорий, вынуждена была сократить армию, да и другие страны несколько урезали военные бюджеты. И на таком фоне известие о найме прокатилось по рядам отставников настоящей благой вестью.
* * *
– Живём, Палёный! – ворвался в дешёвый кабак крепкий белоголовый оборванец. – Грифон войска набирает для России, ветераны нужны!
Палёный – мужчина чуть за тридцать со следами ожога на лице – аж вскинулся…
– Серьёзно?!
– Ну! Грят, – только чтобы добровольцев, да ветеранов, да не висельников штоб, а нормальных таких…
– Иди ты… – на лице Палёного отразилась нешуточная работа мысли… – эт значит, что надолго можно в армию попасть-то, а не на одну кампанию. Ну, раз не висельников… Небось сейчас наберёт, а потом кого и после войны оставит – кто умел да посмышлёней. Этак и мы с тобой, Фриц, попасть к Грифону могём.
– К нему бы да…, – мечтательно протянул Фриц – явный норвег, несмотря на немецкое имя, – видал я, как у него живут. По жалованью не скажу, что сильно больше, но вовремя, не задерживают. Обмундирование добротное, да кормят как… да казармы хорошие… А главное – трофеи. Грифон солдат не зажимает, много им перепадает, ой много…
– Хорош мечтать, – прервал приятеля Палёный, – давай-ка собирай наших в порту, я на рынке кликну. Небось, если придём, как положено, всем подразделением, да в ногу… А?