– Ваше высочество, – нервно раскланялся лысоватый фехтмейстер [77] с Павлом и, обернувшись к Рюгену: – Ваше высочество…
– Без чинов, мастер, – успокаивающе сказал Рюген, – мы такие же адепты [78] , как и остальные.
Привычно размялись, вызвав бурный всплеск осторожного интереса мастера и мониторов [79] . Померанский, заметив его, привычно начал читать лекцию:
– Что настоящий фехтовальщик должен быть достаточно гибким… уф… и быстрым, вы и так знаете. Так все упражнения, что мы сейчас делаем, как для… ффу… этого. Они могут… показаться вам… излишне жёсткими и избыточными… Но я считаю их важными… Ффу… Смотрите, может быть, что почерпнёте и для себя.
Адепты и без того были прекрасно знакомы с гимнастикой, но мостики, шпагаты, приседания и отжимания на скорость, выпрыгивания, акробатические трюки?! Однако видя, что сам цесаревич выполняет их привычно, задумались…
В качестве уже «настоящей» разминки выполнили «Большой Салют» и надели доспехи. Миг – и противники зазвенели клинками. Постепенно скорость увеличивалась и увеличивалась… Павел фехтовал то против Наставника, то против Юргена и Тимони… Один на один и двое на двое, один против нескольких… Словом – не столько дуэльный вариант, сколько боевой. Ну, Грифич с трудом мог представить ситуацию, где Павлу… да и ему выпал бы шанс на настоящий поединок. А вот битва и тем паче – покушение… Это выглядело весьма реально.
– Да, господа, – много слышал о вашем искусстве, но видеть такое… Это совершенно другой уровень.
С этими словами швейцарец-фехтмейстер склонил голову. М-да… Как выяснилось, Игорь слегка утратил связь с реальностью и просто не осознавал – насколько он превосходит остальных по физическим показателям. Более того – осознанно или неосознанно – он «тянул» за собой остальных [80] и… Как выяснилось чуть позже, тот же Никифор, будучи уже далеко не мальчиком, на равных фехтовал со швейцарцем – и это не с учётом относительно недавней раны старого вояки. Остальные свитские офицеры Померанского фехтовали как минимум не хуже, а Павел разгромил иноземца со счётом восемь-два.
Посещение фехтовального манежа и столь феерический результат в сочетании с традиционными байками вояк из серии «Я один тыщу турок набил» сделали своё дело. Поскольку солдаты хвастались не только своими подвигами, но и подвигами начальства (да мой командир сильнее твоего, а значицца – и я сильнее тебя!), то есть и цесаревича в том числе, вышло немного неудобно – горожане поверили, и по Твери заходили совершенно «правдоподобные» истории о том, как Павел едва ли не в одиночку брал города и гонял турок. Люди верили…
Петербург встретил героев не слишком удачно – попытки одновременно праздновать победу и оплакивать прославленного генералиссимуса и так достаточно сложны, а поскольку организацией занималась сама императрица, не имевшая какого-то художественного вкуса, то и вышло… эклектично.
Нельзя сказать, что ОЧЕНЬ неудачно, но… Она привлекла ещё и подруг-фрейлин-родственниц и, судя по всему, главной задачей для них было – понравиться повелительнице, а не «сделать хорошо». Впрочем, проглотили – кое-какие моменты были достаточно интересными, а большей части публики, включая вельмож, достаточно было салютов, музыки и театрализованных представлений.
А вот разговор с Петром не задался…
– Потёмкина, говоришь? Нет, мне он тоже глянулся, но хочу тебя услышать.
– Администратор больно хороший, да генерал грамотный – похуже Румянцева, но не слишком. Ну а как генерал-губернатор точно будет не хуже – не сразу, конечно, а со временем.
– То есть ты предлагаешь новые земли отдать под его управление? – уточнил император.
– Не сразу. Сперва объединить их с Малороссией под управлением Петра Александровича, а самого Григория Александровича сделать вице-губернатором. Как опыта наберётся, так и пустить его в самостоятельное плавание.
Император обещал подумать и отпустил Рюгена. У обоих после беседы было чувство неловкости – пусть и разговаривали нормально, но былая лёгкость ушла. Видимо, тот скандал с обвинением в воровстве и некомпетентности, когда Пётр не встал с ходу на защиту Грифича, всё-таки дал о себе знать, и дружба ушла…
Павел после праздников был в скверном настроении – он решил навестить мать, томящуюся в монастыре, и нарвался… Женщина оказалась сильно нетрезвой и высказала много чего. Прежде всего – что никаких материнских чувств она не испытывала и нужен он был только как некий символ того, что она имеет право оставаться женой Наследника-императора, а после – самой сесть на трон.
Было или правдой, или обычными разговорами обиженной на всех женщины, сказать сложно, но на молодого человека такие откровения произвели самые тягостные впечатления…
– Брось, – нарочито равнодушно махнул рукой развалившийся в кресле Померанский, – ты и так знал, что она не образец материнской любви, а тут ещё и озлобилась да уязвить тебя захотела посильней.
– Меня-то за что?!
– А за всё. За то, что ты успешен, любим народом… Это она должна быть такой! То есть она так считает.
– М-да… – протянул несколько… не столько успокоенный… Но настроение цесаревича стало философским.
– Хреново, конечно, – скривился Игорь, – но нам ли её жалеть? То, что она твоего отца убить планировала… Планировала, точно тебе говорю – намёков она достаточно раздала, так и говорить не о чем. Отца твоего – убить, ты нужен был только для «строгания» внуков… И несмотря на это, император обошёлся с ней весьма милостиво – сам же видел личные апартаменты и прислугу. Да и жизнь она ведёт не слишком-то монашескую, несмотря на постриг. Из монастыря выходить нельзя, да мужиков водить, а остальное…
– Да всё мне понятно, – кисло ответил Наследник, – но всё равно мать…
В общем, впечатления от приезда в столицу у Вольгаста были не слишком-то радужные. Единственное исключение – семья. Он соскучился по детям и сумел наконец-то увидеть второго сына, соскучился по жене, по тестю…