С усилием он повернулся ко мне спиной и полез на стену из камней. На шее у него на шнурке висел рог из зуба олифанта. Добравшись до вершины, граф встал и, поднеся его к губам, издал долгий вибрирующий звук, который эхом раздался в ущелье.
– Господи, что он делает? – спросил я Беренгера.
Тот в благоговейном страхе снизу смотрел на Хроудланда, потом повернул ко мне голову и, взглянув на меня сияющими глазами, воскликнул:
– Слушай!
Хроудланд снова затрубил в рог, и я узнал сигнал, которым охотник объявляет о смерти большого оленя. В сгущающейся темноте виднелись лишь серые и черные тени. Там, наверху, я мог различить только силуэт маркграфа Бретонской Марки. Мне стало не по себе, когда я вспомнил, что эта сцена была вырезана на самом роге, и что давно, в Ахене, самому королю приснился охотник, стоявший на скале в окружении волков и трубящий в рог, призывая на помощь. Но Хроудланд не звал на помощь. Он объявлял о собственной гибели.
– Помнишь, когда я в первый раз тебя увидел? – вдруг спросил Беренгер. Я никак не ожидал такого вопроса, и его голос звучал напряженно, словно он стыдился говорить. – Это было вечером. Ты неожиданно вошел в нашу казарму. Никто из нас понятия не имел, кто ты такой.
– А ты, Герин, Ансеис и прочие играли в игру. Задавали друг другу загадки, – сказал я.
Беренгер понизил голос до шепота и процитировал:
– Четыре странных существа путешествуют вместе, их следы очень темные. Каждый знак черный-черный. Птичья опора быстро движется по воздуху под воду.
Прилежный воин работает без остановки, направляя четверку по листовому золоту.
Я понял, что он имеет в виду.
– Загадку загадал я. Только Хроудланд знал ответ.
– В тот момент я стал бояться тебя, – прошептал он.
Я так удивился, что смог лишь вымолвить:
– Почему? – и услышал, как он неловко заерзал.
Наверное, на него нахлынул новый прилив боли.
– Я испугался, что ты отберешь у меня Хроудланда.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – недоуменно проговорил я.
– Ревность возникает легко. С тех пор, как ты появился, все внимание Хроудланда было направлено на тебя.
– Он видел, что я чужой и во враждебной стране. Он лишь хотел помочь.
– Теперь я это знаю, – ответил Беренгер, – но тогда не понимал. На следующий же день я увидел тебя в купальне. Он был полуодетый и держал тебя за руку.
Я был потрясен.
– Он пытался затащить меня в воду, вот и все. Я не хотел заходить. Я боюсь воды.
В темноте Беренгер грустно рассмеялся.
– Со временем я убедил себя, что ты завлекаешь его. И решил избавиться от тебя, стал ждать удобного случая.
Передо мной ясно встало воспоминание о пире, когда я чуть не умер. Беренгер сидел рядом со мной.
– Значит, ты подложил мне яд. Никогда не мог представить тебя убийцей, – сказал я.
– Я и сам не мог. Я спрятал яд в рукаве и колебался до самого последнего момента. А потом услышал, как ты нахально рассказываешь всем на пиру историю про Троила и Ахилла. Это было для меня слишком.
Я вспомнил гобелен, изображавший эту историю, он висел в комнате Хроудланда в его резиденции. В основе греческой легенды лежало вожделение Ахилла к прекрасному юноше Троилу. Должно быть, Беренгер от ревности помрачился рассудком.
– И когда яд не сработал, ты попытался убить меня на охоте в лесу?
– Да.
Сверху донесся звук олифантового рога. Хроудланд снова и снова посылал тот же сигнал, каждый раз все менее решительно. Он терял силы.
– Сначала я подумал, что это Герин хочет разделаться со мной по приказу короля Оффы, – сказал я. – До того я думал, что меня пытался убить Ганелон. А оказывается, все время это был ты. Ты даже пытался убить меня здесь, в этих горах, подослав васконского пращника.
– Вот тут ты ошибаешься, – ответил Беренгер. – К этому я не причастен. Он, наверное, напал по собственной инициативе, хотя я скатил на тебя несколько камней, когда ты ехал с нами в Испанию.
Хроудланд выбился из сил. Следующий охотничий сигнал закончился безобразным хрипом. Из темноты, где выжидали васконы, донесся презрительный волчий вой, от него побежали мурашки по спине.
Невзирая на боль в плече, я повернулся, чтобы посмотреть на приятеля. Над краем ущелья взошла луна, и в ее холодном свете граф стоял лицом к врагам. Он покачивался. С усилием Хроудланд вызывающе поднял свой Дюрандаль и обрушил его на скалу, стараясь разбить клинок. Ничего не получилось. Еще дважды он пытался разбить свой меч, а потом бросил попытки, опустился на колени и положил его на камни перед собой. А затем с рогом, по-прежнему висевшим на груди, лег лицом вниз на меч. И с ужасным чувством я понял, что он уже никогда не поднимется.
– Одноглазый, тебя трудно убить, – прошипел Беренгер.
Он сумел встать, но его раненая нога не давала стоять, и мужчина прислонился спиной к каменному валу. В руке Беренгер держал меч, и я подумал, что он нападет на меня. Но он прохрипел:
– Я умираю здесь вместе с Хроудландом. Ты не имеешь права быть рядом с ним. Уходи! Я позабочусь, чтобы тебя не преследовали.
И я перелез через вал, прочь от васконов. Я не представлял, как далеко у меня хватит сил уйти, и у горцев не было причин оставлять меня в живых. Но желание выжить было сильнее. Сжав зубы от боли, я ковылял вперед. Дважды спотыкался и падал на колени, и странным образом передо мной вставал образ чалого жеребца Хроудланда. Я видел коня, оглушенного камнем из пращи, как он снова встает на ноги, и заставлял себя делать то же. В окружающей темноте мерещились смутные силуэты людей и страшных чудовищ. Одним из них был призрак брата. Он сидел на скале надо мной, и мне страстно хотелось, чтобы он подошел и помог. Но он лишь смотрел на меня в задумчивом молчании, словно упрекая меня за то, что я не послушал его предостережения, что нужно доверять врагам и опасаться друзей. Потом мои ноги подогнулись в последний раз, и я в смертельной слабости упал на землю.
Плечо у меня горело. Чья-то рука сняла с меня наглазник и приложила что-то мокрое ко лбу. Я открыл глаза и попытался сфокусироваться на склонившейся надо мной сгорбленной фигуре. В слабом утреннем свете Озрик влажной тряпочкой обтирал мне лицо. Я подумал, что схожу с ума.
– На, Зигвульф, выпей, – сказал он мне и поднес к моим губам кожаную фляжку.
Я отпил и зашелся кашлем, который отдался мучительной болью в плече. Я вернулся в реальный мир. Мы по-прежнему были на горной дороге, но одни.
– Где остальные? Где Хроудланд… и Беренгер? – спросил я, стараясь связать сарацинский наряд Озрика с тем, что запомнил из прошлого вечера.
– Их уже ничто не вернет, – ответил он. – Меня послал вали Хусейн. – Озрик присел на пятки и заглянул прямо мне в лицо. – Вали попросил васконов не причинять тебе вреда. Он по-прежнему дорожит дружбой с тобой.