Привычная обстановка радовала глаз чистотой и свежестью. Молочный завод всегда навевал на Леру мысли о постоянстве и устойчивости мира, потому что, независимо от времени года, погоды, числа на календаре, праздников и локальных конфликтов, производство не останавливалось никогда. Двигались ленты конвейеров, приезжали и уезжали машины с сырьем и готовой продукцией, шел через проходную людской поток.
И вот впервые Лера шла на работу в тягостном настроении, не понимая, чем оно вызвано. То ли предвкушением встречи с гнусным начальником (и откуда взялась на ее голову такая напасть!), то ли просто сожалением из-за расставания с семьей, с которой ей было так хорошо. У Олега сегодня был выходной, и физическое нежелание отрываться от него тоже было для нее внове. От Игоря она убегала на работу вприпрыжку, радуясь, что может оставить за проходной все семейные неурядицы, чтобы снова нацепить их на себя только к вечеру.
– Лерка, ну как мы теперь жить-то будем? – нормировщица Валентина, веселая и шебутная, с огромными конопушками на кругленьком личике, всплеснув руками, с отчаянием посмотрела на Леру.
– А что случилось? – отчаяние так не вязалось с привычным Валентининым образом, что Лера прыснула со смеху, хотя где-то внутри у нее появился холодок тревоги. К пустым переживаниям Валентина была не склонна.
– Ой, ты же не знаешь ничего! – Валя снова всплеснула руками. – У нас же завод на торги выставили.
– На какие торги? – не поняла Лера. – Что значит «выставили»?
– Да то и значит. Нас продать хотят.
– Кто хочет нас продать? Область? Зачем?
– Лера, ну какая область… Губернатора, говорят, валокордином отпаивали, когда он про нас узнал. Мы же мало того что градообразующее предприятие, так еще и половину области своей продукцией снабжаем. С чего бы он нас продавал, таких стабильных и процветающих? Но мы ж не областные, мы федеральные, ты что, забыла?
– Да я особо и не помнила, – пробормотала Лера. – Валь, ты мне можешь толком объяснить, что случилось-то?
Она с изумлением слушала рассказ о том, что на официальном сайте Российского аукционного дома появилась информация, что на продажу выставлен полный пакет акций их предприятия. Начальная цена лота составляла девятьсот миллионов рублей. А торги должны были произойти в середине июля.
– И кто собирается нас купить? – с ужасом спросила Лера, понимая, что налаженная жизнь крупнейшего завода, перерабатывающего более шестидесяти тысяч тонн молока в год, летит псу под хвост. Новые владельцы, кто бы они ни были, наверняка затеют смену кадрового состава и перешерстят линейку продукции, которая постоянно берет призы на всех крупных сельхозвыставках страны. И это в лучшем случае. В худшем же они просто закроют предприятие, являющееся конкурентом аналогичным заводам в соседних областях, оставив людей без работы.
– Говорят, москвичи, – страшным шепотом сообщила Валентина. – Ты ж понимаешь, что они нас обанкротят, чтобы в наши сети свою продукцию поставлять. Директор сказал, что это конкурентные войны.
– А что нам делать, он не сказал?
– Говорит, что областные власти письмо написали в Росимущество, чтобы отсрочить торги, и из Министерства не вылезает, пытается понять, откуда ноги растут. Как ни крути, объект-то социальный. Но я слышала, девчонки обсуждали, что Марьяна (так звали секретаршу директора) рассказывала, что у москвичей есть все наши цифры, кто-то им сливал информацию о наших делах. Представляешь, всю-всю. И закупку сырья, и контрагентов поставок, и баланс финансовый. В общем, они про нас знают все, а мы про них – ничего.
Встревоженная Лера пошла переодеваться на смену, размышляя о странных событиях, которые происходили вокруг. Продажа завода, на котором она отработала пятнадцать лет, грозила вылиться в серьезную неприятность лично для нее. Остаться без работы в нынешних финансовых обстоятельствах Лера никак не могла. А ее узкая специализация не располагала к легким поискам нового места трудоустройства.
«Вот точно говорят, что если в одном месте прибавится, то в другом обязательно убудет, – уныло думала Лера, наблюдая за технологическим процессом, который знала наизусть. – На работе было все хорошо, так меня Игорь со свету сживал. Сейчас Боженька мне Олега подарил, так, чего доброго, безработной стану. Ну, есть в жизни справедливость?»
Решение выставить на торги стабильно работающий завод было странным и нелогичным. Совсем недавно, буквально накануне Лериного замужества, к ним приезжал представитель Минсельхоза, ходил по предприятию, рассматривал награды и призы, изучал ассортимент продукции и вроде как остался доволен.
Ни о какой приватизации государственного завода тогда и речи не шло, и откуда «растут ноги» у этой идеи, Лера совсем не понимала. Ясно было одно – люди, пытающиеся осуществить рейдерский захват, явно имели своих представителей внутри предприятия, раз были так хорошо осведомлены о его деятельности. Мысль, что рядом работают враги, готовые продать дело, которому она посвятила всю свою трудовую жизнь, Лере была неприятна. Ее взгляд то и дело падал на начальника цеха, который выговаривал что-то другим работникам.
«А ведь он к нам совсем недавно пришел, – вдруг подумала Лера. – Практически перед визитом большой шишки из Минсельхоза. Такое чувство, что его к нам специально внедрили, чтобы он тут все разнюхал. Нам же область инвестиции большие обещала, переговоры вела о передаче пакета акций в региональную собственность, это на всех совещаниях обсуждалось, а он на них ходил и информацию на ус наматывал. Вот ведь гнида какая!»
Завод ей было жалко до слез. С ним была связана не только ее жизнь, но и история всего региона, да и ее семьи тоже. Ведь именно сюда сдавал молоко колхоз «Родина», возглавляемый ее дедом, и масло, сметана и сливки с завода были на их столе всегда. Дед молочные продукты любил сам и заставлял есть всю семью, считая, что вместе с молоком в организм поступает здоровье.
Как это ни странно, история завода была тесно переплетена с историей усадьбы Ланских. Более ста лет назад основателем маслодельни на этом месте стал предприниматель Павел Ланской. Он был первым в Российской империи, кто специализировался на производстве масла, и первым, кто установил в нашей стране сепаратор для изготовления сливок. Работала на заводе и школа, обучающая мастериц маслоделия. Многие из них приезжали сюда из усадьбы, где постигали азы науки на домашней маслодельне, чтобы в городе не начинать процесс обучения с нуля.
В 1911 году завод был выкуплен у Ланских государством и стал базовым предприятием для созданной в их городе молочной академии. Подобных научных и учебных заведений больше не было не только в России, но и во всем мире. Павел Ланской, чтобы не расставаться со своим детищем, пошел на предприятие директором. Его опыт и авторитет были столь непререкаемыми, что заводом он руководил и при советской власти, вплоть до своей смерти в 1927 году.
После перестройки завод чудом не перешел в частные руки, остался государственным, сначала получив статус ФГУП, а затем переформатировавшись в ОАО со стопроцентным государственным участием. И вот теперь этот пакет акций почему-то решено было продать.