– Ну ладно-ладно, не сердись, – она подбежала и испуганно прижалась к его плечу. – Я не хотела тебя сердить, честное слово.
– Не хотела, так и не серди, – он решительно высвободился и шагнул к двери. – Ладно, я пошел. Завтра позвоню. Через пару дней постараюсь заехать.
– Приезжай быстрее, я так за тобой скучаю. – Он поморщился, услышав это выражение. Простолюдинка необразованная, деревня. Чмокнул ее в висок, намотав на кулак длинные волосы, слегка дернул, ухмыльнулся, услышав легкий вскрик боли, и ушел, аккуратно притворив за собой дверь.
Впрочем, сразу ехать в город он не собирался. Нужно было навестить мать, поэтому, оглядываясь, не следит ли за ним кто, он быстро пошел в сторону поселковой окраины.
Мать не спала. Ее смолоду мучила бессонница, из-за которой она могла ночь напролет провести за раскладыванием пасьянса. Тонкая длинная шея, изящная голова с классическим низким узлом волос на затылке. Длинные наманикюренные пальцы, раскладывающие миниатюрную колоду карт, на плечи накинута шаль… Когда он думал о матери, перед глазами всегда вставал именно этот образ – благородной княгини, в которой не было ничего наносного, ничего пошлого. Несмотря на тяжелую жизнь, мать и выглядела, и чувствовала себя как настоящая дворянка, достойная быть продолжательницей рода Ланских. И он тоже всю жизнь старался не подвести, соответствовать, быть достойным.
Совсем скоро его усилия наконец-то должны были привести к закономерному результату. Он знал, что все делает правильно и терпеть ненавистное ему общество плебеев, покусившихся на его кровные семейные богатства и реликвии, осталось недолго.
– Ты опять был у этой девки? – в голосе матери послышалось недовольство. – Она тебя недостойна. Господи, почему ты всегда выбираешь женщин, которые годятся только на роль прислуги? Ты и женился на дворовой потаскухе, и сейчас тайком бегаешь к холопке. Как тебе не стыдно? Ты что, забыл, что ты Ланской?
– Мама, не начинай, пожалуйста, – он досадливо поморщился, но в голосе сквозила нежность. Он никого на свете так не любил, как мать. Даже дочь оставляла его совершенно равнодушным. Иногда ему казалось, что он и мать – только двое на всем белом свете. – Ты же понимаешь, что Марина мне нужна для информации. Мне надо знать, что происходит в усадьбе. Ты же мне не помогаешь.
– Мне физически плохо от встреч с этими людьми! – голос матери сорвался на фальцет. – Ты же знаешь, я пробовала несколько раз, обращалась туда, но каждый раз эта несносная Татьяна Ивановна, которая ходит по моей земле с видом хозяйки, устраивает вокруг меня скандал. А я не могу это слышать. Не могу разговаривать с ней, потому что сразу же указываю ей на ее место.
– Мама, я же не сержусь, – он разговаривал ласково, как с маленьким ребенком. – Именно поэтому я езжу в усадьбу сам. И Марина мне нужна только потому, что она целый день находится рядом с Татьяной Ивановной, все видит, все слышит, все знает. Ну что ты, мамочка, не переживай.
– Как поживает твоя ужасная жена?
– Ничего нового, – он легко поцеловал мать в висок. – Она не стоит того, чтобы ты о ней вспоминала. Но если бы не она, то мы бы могли никогда не узнать о кладе, так что, как говаривал Козьма Прутков, «и терпентин на что-нибудь полезен».
– Я умоляю, не надо цитат из пролетарских авторов, – мать поморщилась.
– Ну что ты, мама, Толстой и братья Жемчужниковы имели вполне себе приличное происхождение. Ты мне лучше скажи, как ты себя чувствуешь?
– Я всегда себя одинаково чувствую. Мне станет лучше только тогда, когда я смогу жить сообразно своему происхождению. Но иногда мне кажется, что до этого светлого дня Бог мне дожить не даст.
– Брось, мамочка. Все обязательно будет хорошо. И совсем скоро. Потерпи еще чуть-чуть. Мы будем с тобой гулять по Елисейским Полям, сходим на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, помнишь, ты говорила, что там похоронен кто-то из Ланских. Нас ждет прекрасная жизнь, я уверен.
– Дай бог, дай бог, – мать нервно смешала карты на столе. – Ты должен делать все, чтобы получить павлинье око раньше, чем до него доберется рокотовская семья. Ты уверен, что других претендентов на клад не найдется?
– Уверен, – он нехорошо улыбнулся. – Валька Резвухин, царствие ему небесное, больше не стоит на пути. Из тех, кто знал про изразцы, никого в живых не осталось. Только мы и Рокотовы. Но я тебя очень попрошу сделать для меня одно маленькое, но важное дело.
* * *
Как показала жизнь, Лера совершенно зря переживала по поводу того, что дочка Олега будет находиться в усадьбе у ее мамы вместе со Степкой и Антошкой. Девочка вела себя просто идеально – не капризничала, ела все, что дают, добровольно вызывалась мыть посуду, не дерзила старшим и не высказывала никакого недовольства тем, что вынуждена проводить время в компании новых родственников отца.
Вдобавок быстро выяснилось, что ее манит сама усадьба. Почти каждый день Алена появлялась в барском доме, с интересом изучала экспозицию, побывала на всех мастер-классах, часами смотрела, как идет ремонт церкви, помогала поливать цветник и, как завороженная, бродила по березовой роще.
– Вот ведь, смена растет, – улыбалась Татьяна Ивановна. – Лера, ты представляешь, ей это правда интересно. Сказала, что в архив будет со мной ездить, чтобы историю Ланских изучить. Вот тебе это было совсем ни к чему, а Алену за уши не оттащить.
– Ну, положим, я себе профессию тоже благодаря усадьбе выбрала, – засмеялась Лера. – Помнишь, как я часами в маслодельне пропадала? Мне так нравилось масло делать, а главное, потом пробовать, что я в молочную академию пошла. А вообще, я рада, что вы с Аленой нашли общий язык, а то я, признаться, волновалась.
– Хорошая девочка, – Татьяна Ивановна, нарезавшая овощи на холодный борщ, кивнула. – Тебя в детстве напоминает. Нет, Лерка, правда, она очень на тебя похожа, хотя и не твоя дочь. Вот как так бывает?
– Значит, бывает. А с мальчишками она как?
– Ссорятся они. Правда, беззлобно. Она же постарше и девочка. А им бы бегать и озорничать. Вечно ее тормошат и от дела отвлекают. Но она с ними не церемонится, покрикивает. Руки мыть заставляет. И если что серьезное, то, представь, они ее слушаются.
Словно в продолжение их разговора во двор небольшого уютного домика, в котором жила Татьяна Ивановна, вышла Алена. Волосы собраны в два хвоста, джинсы по моде порваны на коленках, белая футболка сползла с одного плеча. Посмотрев на большой стол, за которым хозяйничали Татьяна Ивановна с Лерой, она небрежно поинтересовалась:
– А папа скоро приедет? Может, пора хлеб нести?
– Неси, – согласилась Татьяна Ивановна, а Лера посмотрела на часы. – Думаю, минут через двадцать приедет, Алена. Он звонил час назад, сказал, что выезжает, а я его еще попросила бабулю забрать.
Действительно, через полчаса все уже сидели за столом. Прибежавшие Степка с Антошкой быстро выхлебали холодный суп и теперь гроздью висели на Олеге, жарившем шашлык.