Как это бывало обычно, хотя евреи по закону были должны жить в Казимеже, они сохранили все свои деловые учреждения на главных улицах Кракова, даже на Рыночной площади, и тех, кто предпринимал по отношению к ним насильственные действия, строго наказывали. Более того, их вера продолжала привлекать новообращенных из числа славян даже в этот поздний период; в 1539 году вдова известного главы гильдии Катарина Зелазевска была сожжена на костре в назидание менее знатным краковянам.
Сегодня, прогуливаясь по заполненным туристами улицам Казимежа мимо синагог, построенных в разных стилях – от Ренессанса до псевдовосточных имитаций XIX века, мимо купален для ритуального омовения, мимо напоминающих сельские постройки домов под зелеными крышами, где теперь размещаются кошерные кафе, проходя через Рыночную площадь с круглым киоском в центре, где когда-то работали еврейские резники, вдоль ряда основательных домов, среди которых местные гиды всегда покажут обветшавшее здание, в котором родилась королева косметики и филантроп Хелена Рубинштейн, – не так легко вообразить себе переполненные улицы Казимежа XVI века. С того времени изменилась даже планировка улиц, что подчеркивает надпись на одной из стен, предупреждая всех людей с фамилией Коэн – членов касты священников, которые не должны осквернять себя контактами с мертвыми. «Осторожно, когены! – гласит она на польском, английском и иврите. – Можно ходить только по противоположной стороне улицы!!! Тротуары на этой стороне и часть мостовой проходят над могилами».
Когда-то в XVI и XVII веках еврейская часть города насчитывала около 4500 жителей, примерно столько же, сколько нееврейская, которая, однако, была в пять раз больше еврейской по площади. Согласно обзору 1653 года, кроме синагог, больниц, микв, танцевальных залов и других общественных зданий там было 67 съемных домов и 121 деревянный дом. Под последними следует иметь в виду не бревенчатые домики и не альпийские шале, а род многоэтажных сооружений, крытых дранкой, с провисающими крышами, со сломанными лестницами и незастекленными окнами. Такие дома можно видеть на старых иллюстрациях, например на рисунке 1869 года в англоязычной «Еврейской энциклопедии». Много семей ютилось в этих уродливых и антисанитарных трущобах, возможно, даже по семье в одной комнате, как в некоторых домах в Нью-Йорке начала ХХ века.
Но в то же время этот убогий пригород был фокусом, центром, самым сердцем идишской цивилизации, где говоривший по-немецки запад и говоривший по-славянски восток объединились на той земле, где, как сказал всемирно известный раввин Моше Иссерлес, предпочтительнее жить на хлебе и воде, чем в местах, опасных для евреев. Он в шутку выводил название страны Polin (Польша) из идишского по лин – «здесь ты отдохнешь».
Где именно Иссерлес жил в Казимеже, точно не известно. Его останки захоронены на старом кладбище, названном его именем, в могиле, у которой до самой войны с нацистами собирались паломники со всего света, чтобы почтить день его смерти – 18-го числа еврейского месяца ияра, совпадающий с полупраздником Лаг ба-Омер [166] . На камне высечены слова «От Моисея до Моисея не было никого, подобного Моисею», содержащие немного таинственный комплимент: эта сентенция упоминает пророка Моисея и философа Моше Маймонида.
Однако известно, где великий раввин молился и учил. Это место существует до сих пор: красивая маленькая синагога из камня кремового цвета, с красной черепичной крышей, спрятанная за воротами с круглой аркой, выходящими на Широкую улицу. Внутри еще можно видеть стул, на котором, как объяснят гиды – и, возможно, это верно – восседал сам мудрец.
Его полное имя было Моисей (Моше) Иссерль-Лазарус, фамилия сокращалась до «Иссерльс» или «Иссерлес», но более он известен под древнееврейским акронимом Рама или Рема (рабби Моше Иссерлес [167] ). Он родился в Кракове между 1520 и 1530 годом в семье Лурия, в знаменитом и широко расселившемся клане, уже давшем средневековому еврейству много ярких светочей и продолжавшем их производить вплоть до дней самого Рамы. Дед Моше был брестским раввином, отец славился своими богатством и ученостью, а сам он после уроков, полученных в детстве у отца и дяди, был послан в известную талмудическую академию в Люблине, где женился на дочери своего учителя. Возвратившись в Краков, он основал училище-ешиву, студентов которой поддерживал из своего широкого кармана. Когда его жена умерла, увы, безвременно, в возрасте всего 20 лет, он основал в ее память на средства своего отца синагогу недалеко от Широкой улицы, ныне известную под его именем. Здесь он учил, проводил службы, осуществлял благотворительную деятельность, а собственную жизнь сконцентрировал на раввинистической учености.
Наиболее известное наследие Рамы, оставленное для потомков, – его комментарии к кодексу еврейской жизни «Шулхан арух» («Накрытый стол»), оставленному раввином-сефардом Иосифом Каро, в котором, по мнению Иссерлеса, были недостаточно представлены восточноевропейские, идишские обычаи. Он назвал свои комментарии «Мапа» («Скатерть»), и немногие издания «Шулхан аруха», изданные с тех пор, не включают покрывающей этого «стола» «Скатерти» Рамы.
Можно подумать, что рабби Моше Иссерлес всего лишь следовал тысячелетней еврейской традиции тратить всю свою энергию на бесконечное написание новых интерпретаций священных древнееврейских текстов для нового века и на поддержание своей общины для исполнения религиозного долга. Но его век отличался от предыдущих. Ученые, занимавшиеся натурфилософией, тогда развивали принципиально новое понимание Вселенной и ее законов. И все это происходило непосредственно здесь, в Кракове.
Николай Коперник, молодой клирик из Торуня, посещал Краковскую академию в конце XV века для изучения астрономии. Через 50 лет, в 1543 году, когда он находился на смертном одре в Фрауэнбурге (ныне Фромборк) на балтийском побережье, был опубликован его трактат, угрожавший потрясти основы христианства XVI века с такой же силой, с какой дарвиновское «Происхождение видов» нанесло удар по спокойствию Церкви в XIX веке. Его книга «О вращении небесных сфер» («De revolutionibus orbium coelestium»), хотя и не отражает полностью современные представления о строении Солнечной системы с Солнцем в центре, уже начала смещать Землю с позиции центра Вселенной, отведенного ей всеми религиозными текстами.
Учитывая важность астрономии для Краковской академии, расположенной в части города, где некогда стоял еврейский квартал и где евреи по-прежнему владели некоторыми зданиями, недалеко от еврейского квартала в Казимеже, было бы удивительно, если хотя бы крохи интеллектуального наследия не попали в идишскую общину. И конечно, любой начитанный человек, особенно с таким широким кругозором и восприимчивым умом, как Рама, не мог игнорировать бурное возрождение философского, научного мышления и не отозваться на него. Иссерлес не заставил себя ждать. Восприняв витавшие вокруг новые идеи, Иссерлес не только возобновил рационалистическую традицию, начатую Маймонидом, но расширил и углубил ее: «Изыскания его предшественников базировались исключительно на маймонидовской концепции Бога; Иссерлес оживил положения маймонидовского мышления, которые они замалчивали» [168] . В данном случае имеются в виду астрономия, рационалистическая интерпретация раввинистических рассказов и поиски логических объяснений заповедей. Сам Рама писал в своем трактате «Учение о жертве всесожжения» («Торат ха-ола»), что «цель человека состоит в поисках причин и значения вещей». Этот трактат был самым значительным вкладом Иссерлеса в религиозную астрономию, если не в науку вообще. Здесь он приложил к изучению небес принципы, выведенные из мистической эзотерической традиции иудаизма, каббалы.