Этот класс элиты не мог появиться в обществе, пока в ходу были все еще технологии каменного века. Камень – уравнительный материал. Даже особые его разновидности, необходимые для изготовления орудий труда, распространены повсеместно, и по давней традиции, уходящей корнями в истоки рода человеческого, в каждом домохозяйстве создавали собственные орудия труда. Без сомнения, всегда существовали специалисты, которые превосходили других в производстве конкретных вещей, но изготовление каменных орудий труда рассматривалось в основном как частная, домашняя деятельность.
Использование обработки металлов все изменило. Необходимые материалы – медная руда и касситерит – встречаются редко, и, возможно, их нужно было привозить (найти, купить и доставить) издалека. Чтобы овладеть ремеслом мастера по изготовлению изделий из бронзы, требовались годы обучения. Это не домашнее занятие, а профессиональная специализация, которой на непростом и дорогом оборудовании могли заниматься лишь немногие. Продукция бронзовщика, по крайней мере, поначалу была дорогостоящей, доступной только самым богатым людям. Изначально бронзу использовали для производства оружия (вероятно, так оно и было), и те, кто контролировал эту технологию, организовывал транспорт и платил оружейникам, вскоре обретали монополию на власть.
К тому же ни славы добиться, ни героизм проявить оказывалось невозможным, если воевать оружием каменного века. Трудно проявлять отстраненное безразличие и непринужденное превосходство, размахивая копьем, булавой или даже кремневым кинжалом. Победа в сражении в глубокой древности часто являлась коллективным достижением, зависевшим в значительной степени от числа людей и их движущей силы. Но технология выплавки бронзы дала возможность изготовить меч – оружие преимущественно ближнего боя, которое подняло его над грубой, неуклюжей и жестокой дракой. Вооруженные мечами воины уже не составляют неразличимую массу, но каждый из них выступает как отдельный боец, находясь в шаге-двух от своего противника, и, вместо того чтобы схватиться врукопашную или, как дикарь, наносить удары направо и налево дубиной или топором, он умело обменивается с противником точно нацеленными и рассчитанными колющими ударами, уклоняется от него, делает выпады и парирует ответные удары. Ведение боя таким образом давно рассматривается как искусство, обладающее своей собственной эстетикой.
Добавьте к бронзовому оружию еще одно важное дополнение к экипировке воина, которое тогда же впервые появилось в текстах и на изображениях – коня, вероятно прирученного и одомашненного в какой-то момент в начале 3-го тысячелетия до н. э. кочевниками в степи, простиравшейся как море травы от Украины до Монголии. Картинка, очень похожая на коней с всадниками, появилась на цилиндрических печатях приблизительно в то время, когда Саргон строил свою империю.
Насколько полезен оказался бы конь для воина бронзового века – спорный вопрос. Без седла и стремян – последние будут изобретены лишь через 2 тысячи лет – трудно уверенно держаться на спине коня в пылу сражения. В любом случае на этом этапе истории конь был бы экзотической и редкой наградой – дорогой для приобретения и содержания. Вероятно, больше всего воина-героя привлекал «предмет гордости с изогнутой дугой шеей». Чуть позже шумерский царь Шульги Третьей династии Ура одобрительно сравнивал себя «с конем на большой дороге, который со свистом рассекает воздух хвостом».
Естественно, для того чтобы появились последствия изменений, вызванных использованием бронзы и коней, потребовалось время. Принятие новых идей, как заслуживающих уважения, несмотря на их сильное воздействие на общество, происходило, как правило, в период равный жизни нескольких поколений. Мечи не фигурировали на скульптурных изображениях или цилиндрических печатях, пока не стали совершенно обычным оружием на поле боя. Спустя несколько веков царя Мари – города-государства в верхнем течении Евфрата в современной Сирии – укоряли за то, что на глазах у множества людей он ехал верхом на лошади – потном, вонючем животном, оскорбительном для достоинства монарха. Это было нежелательное напоминание о варварском, полукочевом происхождении царя: «Пусть мой властелин с уважением относится к своему сану. Ты можешь быть царем ханаанцев, но ты также и царь аккадцев. Пусть мой властелин ездит не на лошади, а в колеснице или на муле, чтобы принести славу своему величию».
И аналогично тому, как статуи, увековечившие память полководцев XIX в., изображают их с мечами на поясе, хотя те воевали в век огнестрельного оружия, так и в произведениях искусства Древней Месопотамии, совершенно недвусмысленно выражающих новый героический настрой, центральные фигуры представлены с традиционным для каменного века оружием в руках, а в поле зрения нет ни коня, ни меча.
Около 1120 г. до н. э. Шутрук-Наххунта, царь Элама – государства на юго-западе Ирана, вторгся на вавилонскую территорию и, как делали многие другие вожди-победители, приказал отправить в свою столицу Сузы многие бесценные произведения искусства. Среди них находилась стела из розового песчаника около 2 м в высоту – она была слегка повреждена у вершины и, к сожалению, подверглась эрозии, но, вероятно, все еще оставалась целой, когда ее увезли в качестве трофея из Сиппара – города бога солнца. Ее сделали за более чем тысячу лет до этого по приказу Нарамсина – третьего преемника Саргона и почти наверняка его внука. Для многих ассириологов это был самый выдающийся аккадец из всех, возглавлявший империю на протяжении десятилетий, когда она достигла таких больших размеров, что могла называться страной, включавшей «четыре стороны света».
Эту стелу изготовили в память о победе Нарамсина над племенами Загросских гор – луллубеями. Помимо того, что это выдающееся произведение искусства, претендующее на почетное место в списке величайших творений человечества, даже беглый взгляд показывает, как далеко продвинулись скульпторы за два века или около того со времен правления шумерских царей, изображенных на стеле с грифами царя Эаннатума.
Формальное расположение резных фигур было забыто. На стеле с грифами, как и на других шумерских скульптурах, вроде вазы из Варки, поверхность поделена на горизонтальные полосы, быть может ведущие свое происхождение от строк, на которые делится письменность, как рассказ об истории в картинках, если рассматривать их в правильном порядке. Здесь же, наоборот, вся поверхность являет собой единую композицию, выражающую, словно на фотографии, момент триумфа Нарамсина. Это не схема, а картина.
Место действия – поросшие лесом горы. Нарамсин со своими воинами поднимается по склону к вершине. Царь, вооруженный копьем, луком и боевым топором, идет впереди; за ним движутся два знаменосца и четыре-пять других воинов. Луллубеи были наголову разгромлены. Нарамсин изображен героем: он больше других скульптурных фигур и ногами попирает двух своих врагов. Еще двое – один совершенно безоружный, а другой со сломанным копьем – молят о пощаде; один человек, лежащий на земле, пытается вытащить из своей шеи стрелу, а еще двое летят в пропасть вниз головой. Каждый воин, будь он победителем или побежденным, изображен как отдельная фигура, как часть в общей массе.
На стеле с грифами царя Эаннатума самой крупной и важной фигурой является образ бога Нингирсу, изображенный с одной стороны монумента; бог держит в своей огромной сети захваченное вражеское войско. В тексте говорится, что победу одержал бог, а Эаннатум – лишь его послушный представитель. На стеле Нарамсина победа принадлежит царю. Да, боги тоже изображены, но лишь в виде двух звезд на небе. Здесь на самом Нарамсине надет шлем с рогами – символ божества. Это не отклонение от нормы: в какой-то момент правления этого царя в письменных документах перед его именем появилось слово DINGIR, клинописный символ которого похож на звезду и указывает на то, что последующее затем имя относится к богу. Может показаться, что в годы своего правления Нарамсин стал объектом поклонения. «Нарамсин Сильный, царь Аккада… – объясняет текст, дата написания которого неизвестна, – когда все четыре стороны света были ему враждебны, вышел победителем в девяти сражениях за один год благодаря любви к нему богини Иштар и взял в плен тех царей, которые поднялись против него.