Сэмюэл плюхнулся в кресло.

– Какой ужас! – произнес он.

Сэр Гарри и майор Хартсхорн обменялись удивленными взглядами.

– Мы что, банкроты? – спросил Уильям.

Хью понял, что вопрос адресован ему. И в самом деле, банкроты ли они? Он на мгновение задумался. Сама мысль о банкротстве была непереносима.

– Технически нет. Хотя наш запас наличности и сократился на миллион четыреста тысяч фунтов, на другой стороне баланса находятся облигации, которые сейчас продаются примерно по цене выпуска. Так что пока наши активы покрывают наши обязательства, мы платежеспособны.

– Если только цена на них не упадет, – добавил Сэмюэл.

– Верно. Если в Южной Америке произойдет нечто, отчего наши южноамериканские облигации упадут в цене, то мы пропали.

Хью старался даже не думать о то, что такой, казалось бы, надежный Банк Пиластеров может обанкротиться по вине Эдварда. От этого у него невольно сжимались кулаки и учащалось дыхание.

– Мы можем держать это в тайне? – спросил сэр Гарри.

– Сомневаюсь, – ответил Хью. – Боюсь, я повел себя слишком неосторожно в комнате старшего клерка. Теперь слухи об этом разошлись по всему банку, а к концу обеда об этом узнает весь Сити.

– А что с нашей ликвидностью, мистер Хью? – задал практический вопрос Джонас Малберри. – В конце недели у нас должно быть достаточно наличности для регулярных выводов. Облигации гавани мы продать не можем, иначе цена на них точно упадет.

Хью немного подумал над этой проблемой и потом ответил.

– Займу миллион у Колониального банка. Старина Канлифф не разболтает. Так мы некоторое время продержимся на плаву.

Он оглядел всех присутствующих.

– Но банку все равно грозит большая опасность. В средне-срочной перспективе мы должны как можно быстрее укрепить наши позиции.

– А как быть с Эдвардом? – спросил Уильям.

Хью понимал, что Эдвард должен подать в отставку. Но ему не хотелось говорить об этом первым, поэтому он молчал.

В конце концов заговорил Сэмюэл.

– Эдвард должен подать в отставку. Никто из нас больше никогда не сможет доверять ему.

– Он заберет свою долю капитала, – сказал Уильям.

– Нет, не заберет. У нас нет наличных. Теперь такая угроза не действует, – возразил Хью.

– Ах да. Я как-то не подумал об этом, – сказал Уильям.

– Тогда кто будет старшим партнером? – спросил сэр Гарри.

Наступило непродолжительное молчание, которое прервал Сэмюэл:

– Ради всего святого? Что за вопрос! Кто обнаружил махинацию Эдварда? Кто предложил методы выхода из кризиса? На кого вы все смотрели в надежде? За последний час все решения принимал только один человек, пока вы беспомощно разевали рты. И вы все прекрасно знаете, кто будет старшим партнером.

Хью эти слова немного удивили. В последний час он действительно думал только о проблемах банка, позабыв о своем положении. Теперь он понимал, что Сэмюэл прав. Среди всех присутствующих активность проявлял он один, действуя как старший партнер, а остальные только соглашались с его предложениями. И он знал, что он единственный сможет вывести банк из кризиса.

До него вдруг дошло, что он как никогда близко подошел к осуществлению мечты всей своей жизни, хотя и не думал, что она исполнится при таких грустных обстоятельствах. Он посмотрел на Уильяма, Гарри и Джорджа. Все они смущенно потупили взгляд, ощущая свою вину за то, что старшим партнером стал Эдвард. Теперь они понимали, что Хью был прав с самого начала. По выражению их лиц было видно, что они раскаиваются и готовы передать бразды правления ему.

Но им нужно было сказать это вслух.

Хью посмотрел на Уильяма, самого старшего после Сэмюэла.

– Что ты думаешь?

Уильям сомневался не более секунды.

– Я думаю, что старшим партнером должен стать ты, Хью.

– Майор Хартсхорн?

– Так точно.

– Сэр Гарри?

– Согласен. И надеюсь на ваше согласие.

Значит, свершилось. Хью с трудом верил в происходящее.

– Благодарю вас за доверие, – сказал он, глубоко вздохнув. – Я принимаю ваше предложение. Надеюсь, мы с честью выйдем из создавшегося положения, сохранив наш капитал.

В это мгновение в помещение вошел Эдвард.

Наступила неловкая тишина. В последнее время все говорили о нем словно о покойнике и было странно видеть его живым.

Сначала Эдвард не понимал, что происходит.

– Что за суматоха царит в банке? – спросил он. – Младшие клерки носятся по всем коридорам как угорелые, шепчутся по углам, никто ничего не делает. Какого дьявола происходит?

Никто не отвечал.

На лице Эдварда сначала отразился испуг, затем он виновато отвернулся.

– Что-то не так? – спросил он, хотя по его выражению было видно, что он знает ответ. – Лучше расскажите все сразу. Я ведь старший партнер, – настаивал он.

– Уже нет, – сказал Хью. – Я – старший партнер.

Глава третья. Ноябрь

I

Мисс Дороти Пиластер сочеталась браком с виконтом Николасом Ипсуичем в Кенсингтонском методистском зале холодным, но ясным ноябрьским утром. Несмотря на долгую службу, церемония была простой. После нее под большим навесом в саду у дома Хью состоялся обед на триста персон, на котором подавали горячий бульон, дуврскую камбалу, жареную куропатку и персиковый шербет.

Хью был доволен. Его красавица сестра сияла от счастья, а очаровательный муж понравился всем без исключения. Но больше всех радовалась мать Хью, восседавшая во главе стола рядом с герцогом Нориджем и благосклонно улыбавшаяся гостям. Впервые за двадцать четыре года она надела не траурное платье, а сине-серое кашмировое, подчеркивающее ее седые волосы и светло-стальные глаза. Столько лет после самоубийства мужа она страдала, и от бедности, и от общественного осуждения, но теперь, на шестом десятке лет, наконец-то могла вздохнуть спокойно. Ее прекрасная дочь стала виконтессой Ипсуич с перспективой стать герцогиней Норидж в будущем, а ее разбогатевший сын занимал пост старшего партнера Банка Пиластеров.

– Я так ошибалась, думая, что мне не везет по жизни, – прошептала она, кладя руку на колено Хью между переменой блюд. – На самом деле мне крупно повезло!

От этих слов Хью едва не расплакался.

Так как никто из женщин не захотел надеть белое (не желая соперничать с невестой) или черное (цвет траура), толпа гостей представляла собой весьма красочное зрелище – ярко-оранжевые, лимонно-желтые, малиново-красные и розовые платья, бросавшие вызов промозглой осенней погоде. Хью облачился в черный фрак с бархатными лацканами и обшлагами, и единственным вызовом условностям был ярко-голубой шелковый галстук. Теперь, когда на его возложена огромная ответственность, он старался выглядеть безупречно и даже немного жалел о тех днях, когда его считали белой вороной семейства.