– Благодарю вас, сэр.

Хью развернул письмо и увидел четкий старомодный почерк. В написанное верилось с трудом.

12 Пиккадилли

Лондон, Юго-Запад

23 ноября 1890 года.

Уважаемый Пиластер!

После дополнительных раздумий я принял решение ответить согласием на ваше предложение.

Искренне ваш, и прочая,

Б. Гринборн

– Разрази меня гром! – воскликнул Хью на весь пустой холл, не сдерживая улыбки до ушей. – Что же заставило его передумать?

IV

Августа сидела в комнате для особо важных клиентов лучшей ювелирной лавки на Бонд-стрит и разглядывала переливавшиеся в ярком газовом свете украшения. Стены комнаты были сплошь заставлены зеркалами. Пролетев через все помещение порхающей походкой, помощник управляющего положил на стоявший перед ней столик черную бархатную подушечку с бриллиантовым ожерельем.

Управляющий лавкой все это время стоял возле Августы.

– Сколько? – спросила она.

– Девять тысяч фунтов, леди Уайтхэвен, – выдохнул он слова благочестиво, словно молитву.

Ожерелье было простое и строгое, всего лишь ряд одинаковых крупных камней несложной огранки, но оно так великолепно смотрелось бы вместе с ее черным траурным платьем. Впрочем, она пришла сюда не для того, чтобы его покупать.

– Чудесная вещица, одна из лучших у нас.

– Не торопите меня, я думаю.

Это была ее последняя попытка раздобыть денег. До этого она заходила в банк и потребовала выдать ей сотню тысяч фунтов золотыми соверенами, но этот дерзкий лакей, презренный и самонадеянный клерк по имени Малберри, посмел отказать ей. Потом она попыталась переписать дом на свое имя, но эта затея тоже провалилась: оформлением наследства заведовал старый юрист банка Бодвин, которого, несомненно, подговорил Хью. Теперь она хотела приобрести драгоценности в кредит и продать их за наличные.

Поначалу Эдвард был на ее стороне, но потом и он отказался помогать ей.

– Пусть Хью поступает, как сочтет нужным, – сказал он с обычным глуповатым выражением лица. – Если пойдут слухи, что кто-то из нас пытается урвать что-то для себя, синдикат того и гляди распадется. Его членов уговорили поручиться за нас, только чтобы избежать финансового кризиса, а не для того чтобы поддерживать роскошную жизнь Пиластеров.

Для Эдварда это была довольно длинная и внушительная речь. Год назад Августа возмутилась бы до глубины души тем, что против нее восстает ее собственный сын, но после спора из-за аннулирования брака он уже не был таким милым и послушным мальчиком, которого она любила. Клементина тоже перечила ей и поддерживала планы Хью, намеревавшегося всех их превратить в нищих. Вспоминая об этом, Августа каждый раз начинала дрожать от злости. Ее так просто не возьмешь.

– Я беру, – сказала она сухо управляющему.

– Мудрый выбор, леди Уайтхэвен.

– Отошлите счет в банк.

– Хорошо, миледи. А я распоряжусь отослать ожерелье в Уайтхэвен-Хаус.

– Я заберу его с собой. Я хочу надеть его сегодня вечером.

Управляющий скривился, словно его ткнули иголкой.

– Вы ставите меня в неловкое положение, миледи.

– О чем это вы? Упакуйте его, живее.

– Боюсь, я не могу передать вам ожерелье, пока не получу денег.

– Не смешите меня. Вы знаете, кто я?

– Да, но в газетах пишут, что банк закрыл двери перед своими вкладчиками.

– Вы оскорбляете меня.

– Приношу вам свои извинения.

Августа встала и схватила ожерелье.

– Я отказываюсь слушать этот вздор. Я забираю его с собой.

Управляющий, на лбу которого от волнения выступили капли пота, встал между ней и дверью.

– Прошу вас этого не делать.

Она шагнула вперед, но он не двигался.

– С дороги! – прикрикнула она.

– Придется мне закрыть дверь и вызвать полицию, – сказал управляющий.

Августа поняла, что хотя он и трясется от страха, но сдаваться не намерен. Управляющий боялся ее, но еще более боялся потерять бриллианты стоимостью девять тысяч фунтов. Сопротивляться смысла не было, она потерпела поражение. В ярости она швырнула ожерелье на пол, и управляющий, нисколько не заботясь о приличии, упал на колени и схватил его. Августа сама открыла дверь, прошла через лавку и вышла на улицу, где ее ждал экипаж.

Она держала голову высоко, но внутри она сгорала от стыда. Ее практически обвинили в воровстве. Слабый голос в глубине души говорил, что она действительно собиралась украсть это злополучное ожерелье, но она подавляла его. Домой она приехала в крайнем возбуждении.

Дворецкий Хастед хотел сообщить ей что-то, но она была не в настроении выслушивать доклады о хозяйственных делах и просто отмахнулась от него.

– Принесите мне теплого молока, – приказала она, чувствуя боль в животе.

В своей спальне она села за туалетный столик и открыла шкатулку с драгоценностями, которых было не так уж и много. Она выдвинула нижний ящик, взяла свернутый шелковый платок и развернула его, вынув кольцо с золотой змейкой, которое подарил ей Стрэнг. Как и всегда, она надела его на палец и приложила змейку к губам. Все сложилось бы совсем по-другому, выйди она замуж за Стрэнга. От этой мысли она едва не расплакалась.

За дверью послышались странные голоса. Мужчина… скорее двое мужчин… и женщина. На слуг не похоже, да слуги и не посмели бы болтать у нее под дверью. Она вышла в коридор.

Дверью в спальню ее покойного мужа была открыта. Голоса доносились оттуда. Заглянув в комнату, Августа увидела молодого человека, по всей видимости клерка, и более зрелую, хорошо одетую чету, представителей ее класса.

– Кто вы и что вы тут делаете?

– Стоддарт к вашим услугам, миледи, из агентства, – почтительно ответил клерк. Мистер и миссис де Грааф заинтересовались покупкой вашего дома…

– Убирайтесь вон! – крикнула Августа.

– Но мы получили распоряжение выставить дом на продажу… – попытался было объясниться клерк.

– Убирайтесь сейчас же! Мой дом не продается!

– Но я лично говорил с…

Мистер де Грааф взял Стоддарта под локоть, заставив его замолчать.

– Очевидно, произошло досадное недоразумение, мистер Стоддарт, – сказал он мягким тоном и повернулся к супруге: – Я думаю, нам стоит выйти, дорогая.

Чета вышла со спокойным достоинством, отчего Августа еще больше пришла в ярость, а за ними последовал Стоддарт, бормоча извинения.

«Это все проделки Хью», – подумала Августа. Это он заставил Эдварда передать дом синдикату, и теперь тот продает его за долги банка. Хью уже говорил Августе, что ей скоро придется переехать, но она отказывалась покидать привычную обстановку. Значит, он подослал покупателей специально, чтобы выгнать ее.