– Хорошо, я поднимусь.
Хью провел его наверх. Все партнеры, как повелось, работали в одном помещении; так им было удобнее решать важные вопросы и сверяться друг с другом. По обстановке этот кабинет походил на комнату для чтения в клубе джентльменов: обитые кожей диваны, книжные полки и большой центральный стол с газетами. С портретов в солидных рамах на стенах на своих потомков взирали Пиластеры-предки, все как один с горбатыми, похожими на клюв носами.
В кабинете никого не оказалось.
– Кто-нибудь совсем скоро придет, я уверен, – сказал Хью. – Вам предложить бокал мадеры?
Он подошел к буфету у стены и, не скупясь, наполнил бокал, пока сэр Джон устраивался в кожаном кресле.
– Кстати, я Хью Пиластер.
– Ах, вот как?
Сэр Джон, похоже, смягчился, узнав, что с ним разговаривает представитель семейства Пиластеров, а не какой-нибудь мальчик на побегушках.
– Насколько я помню, вы учились в Уиндфилде?
– Да, сэр. Вместе с вашим сыном Альбертом. Мы называли его Горбом…
– Всех Кэммелов называют Горбами. Верблюды, понимаете ли…
– Я не видел его с… с тех пор, – сказал Хью уклончиво.
– Он уехал в Капскую колонию, и там ему так понравилось, что он решил остаться. Сейчас он разводит лошадей.
Альберт Кэммел был один из тех, кто купался в заброшенном карьере в тот злополучный день 1866 года, когда утонул Питер Миддлтон. Хью так и не выслушал его версию событий.
– Хотелось бы написать ему письмо, – сказал он.
– Я уверен, что он будет рад получить весточку от бывшего одноклассника. Я оставлю вам его адрес.
Сэр Джон подсел к столу, окунул перо в чернильницу и нацарапал на листе бумаги адрес.
– Вот, держите.
– Благодарю вас.
Хью с удовлетворением заметил, что сэр Джон полностью растаял.
– Могу ли я вам быть полезным чем-то еще, пока вы ожидаете?
– Ну, пожалуй, вы могли бы разобраться с этим.
Сэр Джон вынул из кармана бумагу. Хью взял ее и внимательно рассмотрел. Это был чек на сто десять тысяч фунтов. До сих пор ему еще не доводилось держать в руках чеки на такую крупную сумму.
– Только что продал свою угольную шахту соседу, – объяснил сэр Джон.
– Хорошо, я положу это на ваш счет.
– И на каких процентах?
– Четыре процента, согласно нынешней ставке.
– Я думаю, это неплохо.
Хью замялся. Он подумал, что можно убедить сэра Джона приобрести российские облигации, и тогда вместо недостатка общее количество заявок будет слегка превышено. Стоит ли заводить речь об этом? Он уже превысил свои полномочия, проводив гостя в кабинет партнеров. Все же Хью решил рискнуть:
– Вы можете получить пять и три восьмых процента, вложив средства в российские облигации.
Сэр Джон заинтересованно прищурился.
– Это можно сделать сейчас?
– Да. Подписка заканчивается завтра, но для вас…
– Это надежно?
– Столь же надежно, как и правительство России.
– Я подумаю.
Волнение Хью усилилось; ему захотелось во что бы то ни стало завершить сделку.
– Завтра ставка может быть уже не такой высокой. Когда облигациями станут торговать на открытом рынке, цена может либо подскочить, либо понизиться, сами понимаете.
Тут ему показалось, что он проявляет чрезмерную настойчивость, и он решил немного охладить свой пыл:
– Сейчас я запишу этот чек на ваш счет, а вы, если пожелаете, можете поговорить с одним из моих родственников об облигациях.
– Хорошо, юный Пиластер, ступайте.
Хью вышел и в коридоре столкнулся с Сэмюэлом Пиластером.
– Дядюшка, у вас в кабинете сидит сэр Джон Кэммел. Я встретил его в общем зале. Он выглядел расстроенным, и поэтому я предложил ему бокал мадеры. Надеюсь, я поступил правильно.
– Думаю, что да, – сказал Сэмюэл. – Я позабочусь о нем.
– Он принес этот чек на сто десять тысяч фунтов. Я упомянул о русских облигациях. Сейчас подписка на них не разошлась еще примерно на сотню тысяч…
Сэмюэл приподнял бровь.
– Немного поспешно с вашей стороны…
– Я только сказал, что он может поговорить об этом с одним из партнеров, если его заинтересует высокая ставка.
– Хорошо. Неплохая идея.
Хью вернулся в общий зал, нашел гроссбух, где отмечались операции по счету сэра Джона, и записал приход, после чего отнес чек клерку, регистрирующему движение средств. Затем он вернулся на третий этаж в кабинет Малберри, показал своему начальнику бумагу с записью подсчетов, упомянул о том, что сэр Джон Кэммел может заинтересоваться оставшимися облигациями, и сел за свой стол.
В кабинет вошел посыльный с чаем и бутербродами на подносе. Такую легкую закуску предлагали всем служащим, задерживающимся на работе после половины пятого. Когда дел было не-много, большинство уходило в четыре. Банковские клерки считались рангом выше всех остальных, и им завидовали все служащие торговых и транспортных контор, часто работавшие допоздна и иногда даже далеко за полночь.
Чуть позже в кабинет зашел Сэмюэл, чтобы передать Малберри кое-какие документы.
– Сэр Джон приобрел облигации, – сказал он Хью. – Вы удачно воспользовались подвернувшейся возможностью.
– Благодарю вас.
Тут Сэмюэл обратил внимание на помеченные ярлычками ящики на письменном столе Малберри.
– А это еще что такое? – спросил он удивленно. – «Вниманию главного клерка»… «Рассмотрено главным клерком…»
– Это чтобы отделить приходящие бумаги от уже рассмотренных и исходящих, – объяснил Малберри. – Чтобы не создавать путаницы.
– Любопытная схема. Пожалуй, распоряжусь сделать у себя так же.
– Честно сказать, это была идея молодого мистера Хью.
Сэмюэл повернулся и заинтересованно посмотрел на Хью.
– А вы проницательный молодой человек, как я погляжу.
Хью часто говорили, что он слишком зазнается, поэтому на этот раз он решил проявить скромность:
– Мне еще предстоит многому научиться и многое усвоить, сэр.
– Только не надо этой ложной скромности. Скажите, а вот если вас освободят из-под начала Малберри, чем бы вы предпочли заняться?
Раздумывать над ответом Хью не стал. Он уже давно решил, что хочет стать письмоводителем. Большинство служащих занимались лишь частью любой сделки – той частью, за которую несли ответственность, – но письмоводитель, составлявший письма клиентам, анализировал сразу всю сделку. Это была наилучшая должность для молодого человека, желавшего научиться действительно чему-то важному и добиться повышения в дальнейшем. К тому же письмоводитель дяди Сэмюэла, Билл Роуз, собирался подать в отставку.