– Мне нужно присутствовать в банке.
– Какая досада! Сидеть в пыльном и душном кабинете в такой прекрасный день!
– В Болонье паника, понимаешь ли.
Хью заинтересовали его слова. Со времен «Венского краха» произошло еще несколько банкротств банков и ликвидаций крупных компаний в разных частях Европы, но слово «паника» употреблялось впервые. До сих пор Лондон оставался в стороне от финансовой бури. В июне учетная ставка, этот термометр финансового мира, поднялась на семь процентов – не слишком высокое повышение, к тому же она уже снова опустилась до шести процентов. Но, возможно, сегодня ожидается какое-то особое известие.
– Я уверена, что эта паника нас не коснется, – сказала Августа.
– Пока мы принимаем меры, нет, – ответил Джозеф.
– Но ведь сегодня выходной! В банке никого не будет, никто даже не подаст тебе чай!
– Уж как-нибудь проживу полдня и без чая.
– Тогда я через час пошлю к тебе Сару. Она принесет твой любимый вишневый пирог и сделает чай.
Хью подумал, что ему предоставляется неплохая возможность.
– Можно, я пойду с вами, дядя? Вам может понадобиться помощник.
Джозеф отрицательно помотал головой.
– Нет, ты мне не понадобишься.
– Он может выполнять для тебя кое-какие мелкие поручения, – сказала Августа.
– Или дать кое-какой совет, – ухмыльнулся Хью.
Джозеф не оценил шутки.
– Я буду просто следить за телеграфными сообщениями и решать, что делать завтра, когда откроются рынки.
– Мне бы все равно хотелось пойти, просто из интереса, – настаивал Хью, хотя и сам понимал, что допускает глупость.
Джозеф не терпел, когда ему надоедали.
– Я же сказал, что ты мне не нужен, – выпалил он раздраженно. – Поезжай в парк с теткой, ей понадобятся сопровождающие.
С этими словами он надел шляпу и вышел.
– У тебя, Хью, настоящий талант выводить из себя людей, – сказала Августа. – Бери шляпу и выходи, я уже готова.
Хью не хотелось ехать с теткой, но раз уж Джозеф так решил, то ничего не оставалось делать. К тому же ему было любопытно проверить слухи о Львице, поэтому он не стал возражать.
В холл вышла дочь Августы, Клементина, также в полном параде и готовая к прогулке. В детстве, когда они играли вместе с Хью, Клементина вечно на него ябедничала. Когда ей было семь лет, она попросила Хью показать «петушка», потом рассказала обо всем матери, и Хью сильно выпороли. Теперь, в двадцать лет, она выглядела копией своей матери, только была менее властной и более ехидной.
Все они вышли на крыльцо, и кучер помог им сесть в экипаж. Это была новая коляска, покрашенная в синий свет, которую везла пара серых меринов, – выезд, достойный супруги богатого банкира. Августа и Клементина сели на заднее сиденье, а Хью расположился напротив них, спиной к дороге. Верх коляски был откинут, потому что вовсю сияло солнце, но дамы открыли солнечные зонты. Кучер щелкнул кнутом, и они тронулись.
Чуть позже они выехали на Саут-Кэрридж-Драйв, заполненный до предела, как и утверждал автор письма в «Таймс». Здесь сотнями разъезжали верхом на лошадях мужчины в визитках и цилиндрах и сидевшие в седле боком дамы в разноцветных великолепных платьях; протискивались мимо друг друга блестевшие свежими красками десятки экипажей разных видов – открытые и закрытые, двухколесные и четырехколесные; дети ездили на пони, парочки прогуливались пешком. Все двигались медленно, что позволяло лучше разглядывать коней, экипажи, платья и шляпы. Августа разговаривала с дочерью, а Хью время от времени только кивал и поддакивал.
– Вон леди Сент-Энн в шляпке а-ля Долли Варден! – воскликнула Клементина.
– Такие шляпы вышли из моды год назад, – сказала Августа.
– Угу, – кивнул Хью.
Мимо них проехал еще один экипаж, в котором Хью увидел свою другую тетку, Мадлен Хартсхорн. Он подумал, что ей бы еще бакенбарды – и была бы вылитый брат Джозеф. С Августой у них установились доверительные отношения, и вместе они заведовали всей общественной жизнью семейства. Заведовала в этом союзе, конечно, Августа, но Мадлен всячески ее поддерживала.
Оба экипажа остановились, и дамы обменялись приветствиями. За ними остановились еще две-три коляски, которым они загородили путь.
– Садитесь к нам, я хочу поговорить с вами, – предложила Августа.
С помощью кучера Мадлен спустилась со своего экипажа, села в экипаж Августы, и дальше они поехали вместе.
– Говорят, Сэмюэлу пригрозили рассказать о его секретаре Старому Сету.
– О нет! – воскликнула Мадлен. – Это недопустимо!
– Я говорила с Джозефом, но его не переубедишь, – продолжила Августа.
Она сказала это таким искренним тоном, что Хью едва не поперхнулся от удивления. «Как ей это удается? Может, она сама себя убеждает в том, что говорит правду, когда ей это выгодно?»
– Я поговорю с Джорджем, – сказала Мадлен. – Такого потрясения Старый Сет может не вынести.
Хью подумал, не сообщить ли об этом разговоре Джозефу. Он-то наверняка будет возмущен, узнав, что их жены пытаются ими руководить. Но поверит ли он Хью? Мнение Хью для Джозефа ничего не значит, как и для Августы, – вот почему она нисколько не стесняется говорить такие вещи в его присутствии.
Их экипаж вновь замедлил движение и едва не остановился. Впереди образовалось большое скопление лошадей и колясок.
– Что там еще? – раздраженно спросила Августа.
– Наверное, Львица, – взволнованно ответила Клементина.
Хью вытянул шею, но не смог увидеть, что вызвало задержку. Впереди виднелись несколько экипажей разных видов, с десяток лошадей и множество пешеходов.
– Что еще за Львица? – переспросила Августа.
– Ах, мама, та самая загадочная дама, про которую все только и говорят!
Тут из толпы выехал небольшой фаэтон с парой высоких пони, которым управляла женщина.
– Вот она, Львица! – воскликнула Клементина.
Хью посмотрел на женщину в фаэтоне и сразу узнал ее.
Это была Мэйзи Робинсон.
Она щелкнула кнутом, и пони ускорили ход. Мэйзи выглядела великолепно в коричневом платье из тонкой шерсти с шелковыми оборками. Вокруг шеи большим бантом был повязан кофейного цвета платок. На голове ее красовалась кокетливая шляпка с изящно загнутыми полями.
Хью снова с досадой вспомнил о том, как нелестно она отзывалась о его отце. Она совершенно не разбиралась в финансах и потому не имела права сыпать обвинениями в бесчестности. Но следовало признать, что внешне она совершенно очаровательна. Было что-то бесконечно притягивающее в ее небольшом, но ладно сложенном теле, в наклоне шляпки на голове и даже в том, как уверенно она держит кнут и поводья.