– Знаешь, по-моему, все гораздо проще. – Я решил быть предельно откровенным. – Если ты очень хочешь уехать с Алотхо, ты это сделаешь. А если не очень, то и не уедешь никуда. Разве не в этом все дело?
– Ох, Макс, какой ты смешной! – внезапно улыбнулась Меламори. – Ну при чем здесь вообще какой-то Алотхо?
Я растерялся:
– Подожди, как это – «при чем»?! У тебя с ним был бурный роман, до глубины души потрясший твоих родственников, некоторых господ Тайных сыщиков и вообще весь Ехо…
– Мало ли, что у меня с ним было, мало ли, что будет! – Она нетерпеливо махнула рукой. – Алотхо – удивительное существо, он вскружил мне голову, и все такое, это правда. Но страсть – это всего лишь страсть, Макс. Мы с тобой оба прекрасно знаем, что человек вполне способен сказать «нет» своей страсти, и это не значит, что его жизнь пошла прахом. Неужели ты думаешь, что я так мучаюсь только потому, что…
– Извини, – виновато улыбнулся я. – До настоящего момента именно так я и думал. Глупо, да?
– Да нет, не то чтобы так уж глупо. Но, на мой вкус, чересчур романтично.
К моему величайшему удивлению, у Меламори заметно улучшилось настроение.
– Пожалуй, я бы даже хотела, чтобы ты был прав, – призналась она. – Великая любовь, разбитые сердца, все целуются и умирают – ах, вам и не снилось!.. Но моя настоящая проблема в другом. Я узнала себе цену, когда отказалась уехать в Арварох с прекрасным белокурым великаном Алотхо. И ведь сначала мне показалось, что он предлагает такое романтическое путешествие, совершенно в моем вкусе, я очень обрадовалась, почти согласилась, и только потом испугалась. Да так, что ни вздохнуть, ни уснуть, ни шагу в сторону сделать!.. Вообще-то, я могла бы задуматься раньше, когда панически испугалась тебя и этих твоих странных снов. Спросила бы себя: чего бесишься? Чего боишься? Собственной трусости? То-то же. Но тогда я еще не научилась беспристрастно отыскивать причины собственных поступков.
Она залпом допила остатки своего пойла, отшвырнула стакан в сторону и уронила голову на руки. Теперь ее голос звучал глухо, словно бы доносился из глубины телесного склепа, где под спудом вполне счастливой человеческой судьбы и очаровательной плоти задыхалась настоящая Меламори – прекрасное, неведомое существо, с которым я до сих пор почти не был знаком.
– Факт остается фактом: мною руководят обыкновенная житейская трусость и жалкая привязанность к привычному ходу вещей. От этого не умирают, да. С этим живут долго и счастливо, заводят семью, воспитывают детей, будущих малодушных трусишек, на радость и в оправдание любящим мамашам. И я вот жива, здорова и даже вполне хороша собой. Но на фоне всего вышесказанного мне довольно трудно относиться к себе с уважением. Стоило вообще выпендриваться со своей единственной и неповторимой жизнью… Мама дело говорила: леди из хорошей семьи должны вести соответствующую жизнь. Понимаешь, Макс? СО-ОТ-ВЕТ-СТВУ-Ю-ЩУ-Ю! Ну вот, я и соответствую.
По идее, Меламори уже давно полагалось разреветься. Но она сердито смотрела прямо перед собой совершенно сухими глазами.
– Ты решила обсудить все это со мной, поскольку считаешь, что я крупный специалист в вопросах радикальной перемены места жительства? – спросил я. – Что ж, наверное, ты действительно пришла по адресу. С другой стороны… Сидеть тут и убеждать тебя, что ты должна немедленно покинуть Ехо и отправиться к черту на кулички, – такое мне и в страшном сне присниться не могло! Между прочим, мне самому становится не по себе при мысли, что однажды я приду в Дом у Моста, а тебя там не будет.
– Этого не случится, – горько усмехнулась Меламори. – Твой загадочный «черт» может спать спокойно, я никогда не доберусь до его «куличков», или как они там называются. К счастью или к несчастью, но этого не случится.
– Еще и не такие вещи случаются, когда хороший человек понимает, что должен перевернуть мир, – просто, чтобы можно было как-то жить дальше, – сказал я. – Когда мне было семнадцать лет, я окончательно понял, что больше не хочу – и не могу! – жить в доме своих родителей. Но уйти оттуда я решился только через полтора года, поскольку я тоже человек привычки, как и ты. И в глубине души был уверен, что пропаду, как ни глупо это звучит. У меня были трудные времена, но я не пропал, как видишь. И до сих пор думаю, что это был самый героический поступок в моей жизни. Все остальное я наворотил уже по инерции. Знаешь, есть две вещи, которые могут здорово помочь в такой ситуации…
– Какие? – Меламори смотрела на меня, открыв рот. Кажется, моя откровенность здорово ее огорошила.
– Во-первых, собственное ослиное упрямство. Чего только не сделаешь назло… Ай, неважно кому или чему, лишь бы назло! А у тебя этого самого упрямства побольше, чем у меня, будь уверена.
– Может быть, – обрадовалась Меламори. – А что во-вторых?
– А во-вторых – судьба, – я смущенно пожал плечами. – Звучит немного высокопарно, да? Но когда у судьбы имеются на наш счет какие-то планы, она находит средства заставить нас действовать в соответствии с ее сценарием. Если тебе зачем-то нужно уехать в Арварох, судьба будет настойчиво подбрасывать тебе эту возможность раз за разом, пока ты не поступишь так, как она хочет. И еще эта злодейка имеет привычку сгущать тучи на нашем личном небе, когда мы сопротивляемся ее уговорам. Видишь, ты всего один раз отказалась поступать так, как она считает нужным, и твоя жизнь уже стала гораздо менее приятной, чем прежде. Судьба умеет уговаривать. А в тех редких случаях, когда ей это не удается, она просто убивает ослушника. Там, где я родился, говорят: «Судьбы ведут того, кто хочет, и влачат того, кто не хочет». Так оно и есть. Только влачат они зачастую уже бездыханную тушу дурака, упустившего свой единственный шанс.
– Грешные Магистры, Макс, ты ли это? – Меламори смотрела на меня так, словно впервые увидела. – Вот уж не ожидала, что ты можешь изъясняться в таких выражениях.
– Я много чего могу. И все кое-как. Ничего удивительного, леди, в свое время я был поэтом. Мягко говоря, не из лучших. Время от времени это дает о себе знать, как нервный тик.
– Думаю, ты был хорошим поэтом, – улыбнулась Меламори. – Во всяком случае, твоя пламенная речь о судьбе – именно то, что надо! Ты меня успокоил. И напугал, в то же время. Но так даже лучше.
– Правда? – удивился я. – Ну, тебе виднее.
– Нам пора. – Меламори решительно поднялась со скамейки. – К тебе скоро приедет сэр Шурф, а мне, наверное, следует вернуться в Управление. И вообще, жизнь продолжается, да?
– Еще как продолжается! – Я встал и с удовольствием потянулся. – Кстати, есть еще кое-что. Ты, возможно, забыла, а я отлично помню. Однажды я заходил к тебе в гости, в костюме леди Мерилин…
– Было такое дело, – рассмеялась Меламори. – Хорошая была девочка. Вот ей, между прочим, удалось провести нашего ясновидца Мелифаро, как миленького! Он так и не понял, что это ты, пока ты сам ему не сказал. Это до сих пор моя любимая история!
– Приятно оставить по себе такую славу, – улыбнулся я. – Тем не менее, я хотел напомнить тебе о другом. У тебя тогда очень кстати нашлось вино из запасов твоего дяди Кимы. «Глоток судьбы», так оно, кажется, называлось. И когда мы с тобой решили его попробовать, в стаканах засверкали какие-то симпатичные голубые искорки. Ты еще сказала, что это хорошая примета – дескать, такие искорки появляются, только если вино пьют люди, с которыми всегда все будет хорошо… Нет, не «хорошо», а «правильно». Именно так ты и выразилась. Выходит, у нас с тобой вообще нет причин для грусти. Что бы с нами ни происходило, это правильно. Иногда меня здорово спасает это воспоминание.