Она продолжала смотреть на Феофила, пока он не ушел к самому дальнему стойлу.
— У твоего римлянина походка, как у воина.
Атрет посмотрел на нее, но ничего не сказал. Если он скажет своей матери, что Феофил всего несколько месяцев назад был сотником и другом самого императора Тита, то ситуация, и без того накаленная, станет совсем невыносимой.
Все улеглись спать. Стрекотали сверчки. Где–то скреблись мыши.
Тускло горел костер, освещая все мерцающим светом. Атрет долго лежал, наблюдая за отсветом огня на потолке, как часто делал в детстве. Тогда он был уверен, что это духи, посланные Тивазом, чтобы охранять его.
Атрет вдыхал запах земли, соломы, навоза и костра. Рицпа повернулась и прижалась к нему всем телом. Он взял прядь ее волос и прижал к губам. Она шевельнулась от его прикосновения, и он понял, что она не спит. Улыбнувшись, он слегка приподнялся и обнял ее за плечи.
— О чем ты думаешь?
— Не могу заснуть, — сказала она.
— Скажи, что тебя тревожит.
— Аномия. Она так прекрасна.
Атрет знал, что слишком долго смотрел на Аномию. На нее просто невозможно было не смотреть, и теперь отрицать это было глупо.
— Да, она прекрасна, — согласился он.
— И она похожа на Анию.
— Она красивее Ании.
— Ох.
Он повернул лицо жены к себе.
— И еще она напоминает мне Юлию.
Рицпа возблагодарила Бога.
— Я люблю тебя, — прошептала она, вглядываясь в его лицо в темноте. — Я люблю тебя так, что, наверное, умру, если останусь без тебя.
Атрет обнял ее и прижал к себе.
— Тогда закрой глаза и спокойно спи, — тихо сказал он ей. — Потому что ты никогда не останешься без меня.
Феофил проснулся от того, что свет утренней зари пробивался сквозь щели в крыше дома. Рицпа и Атрет еще спали. Он потряс Атрета за плечо и разбудил его.
— Я иду в лес молиться.
Атрет сел и потер руками лицо. Голова болела от излишнего количества пива, выпитого накануне вечером, но он кивнул.
— Подожди минуту, мы пойдем с тобой.
Феофил, Атрет и Рицпа с Халевом на руках пошли в лес и молились вместе, когда солнце начинало подниматься над горизонтом. Воздух был свежим, бодрящим, на траве блестела роса. Атрета удивило то, что Феофил молился за Вара.
— Он селит тебя в стойло, рядом со свиньями, и ты молишься за него?
— Я молился за тебя с самого первого дня нашей встречи, Атрет, а ты меня тогда ненавидел так же, как сейчас твой брат. Когда Вар смотрит на меня, он видит Рим, как когда–то это было с тобой.
— Когда он оскорбляет тебя, он оскорбляет меня.
Феофил грустно улыбнулся.
— Человек, который не стремится гневаться, лучше самых могущественных людей, Атрет, а тот, кто управляет своим духом, сильнее всякого воина, завоевывающего города. Вчера вечером ты сражался со своим братом. И что тебе удалось завоевать?
— Я рассказал ему истину!
— Ты бил его Благой Вестью по голове, но он ее не услышал и не понял.
— А ты в это время сидел и молчал, — сказал Атрет сквозь зубы. — Почему?
— Ты говорил слишком много, — сказал Феофил как можно мягче. — Послушай, друг. Забудь о своей гордости, или она доведет тебя до греха. Самым опасным твоим врагом является гнев. Он помогал тебе, пока ты был на арене. Когда ты поддаешься этому чувству, то становишься похожим на город без крепостных стен. Гнев человека не доносит до людей Божью праведность.
— Тогда что я, по–твоему, должен делать?
— В первую очередь, помни об Иисусе, Творце веры. Будь ревностным служителем, но будь при этом терпелив. Именно любовь заставила Господа оставить Свой небесный престол и стать таким же человеком, как мы все. Именно по Своей любви Он пошел на крест, а потом воскрес из мертвых. И именно любовь поможет твоему народу прийти к Нему.
— Мой народ не понимает любовь. Он понимает силу.
— Нет такой силы на земле, которая может победить любовь Бога в Иисусе Христе.
Атрет едко рассмеялся.
— И это говорит человек, который когда–то приложился рукоятью своего меча к моей голове. — Он сел на пень и удрученно запустил руки в свои волосы.
— И не идеален, — сказал Феофил, широко улыбнувшись. Он присел на корточки и взял с земли сосновую шишку. Несколько семян упало из шишки ему на руку. — Скажу тебе только то, что сказал Иисус. — Отбросив в сторону шишку, он зажал в ладони семечки.
«Вот, вышел сеятель сеять; и когда сеял, случилось, что иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то; иное упало на каменистое место, где не много было земли, и скоро взошло, потому что земля была не глубока; когда же взошло солнце, увяло и, как не имело корня, засохло; иное упало в терние, и терние выросло и заглушило семя, и оно не дало плода; и иное упало на добрую землю и дало плод, который взошел и вырос, и принесло иное тридцать, иное шестьдесят и иное сто».
Феофил разбросал сосновые семена.
— Ты, я и Рицпа будем сеять Божье Слово среди твоего народа. — Он встал. — Вырастет семя, или нет, Атрет, — это уже не наша забота. Это решать Господу.
* * *
Когда они возвращались, Фрейя и Вар стояли перед длинным домом. Увидев их, Фрейя испытала явное облегчение. Она протянула подошедшему Атрету руки.
— Я проснулась, а вас не было.
Атрет взял мать за руки, нагнулся и поцеловал в обе щеки.
— Каждое утро, как только начинается день, мы молимся.
— Так рано?
Атрет посмотрел на Вара, угрюмо стоявшего в стороне. Он отпустил мамины руки и направился к брату.
— Ты всегда мне верил, Вар. Ты шел за мной в бой. Ты сражался со мной бок о бок. Никакой другой брат не проявил столько храбрости, сколько ты. — Атрет протянул ему руку. — Я не хочу никакой вражды между нами.
— И я, — отозвался Вар, пожав протянутую руку и затосковав по тем старым временам, когда они смеялись и пили вместе. Прошло одиннадцать лет, и его брат, наконец, вернулся… И привел с собой черноволосую жену из других стран, сына, а еще римлянина, которого он называет своим другом, и какого–то нового Бога. Разве можно после этого надеяться, что все будет по–старому?
— Надо пасти скот. — Этими словами Вар как бы подчеркнул, что та земля, которой он сейчас владел, теперь вернется к брату. Его охватили негодование и ревность.
— Феофил может нам помочь.
— Пусть он держится от меня подальше, или, клянусь Тивазом, я убью его.
Вар повернулся и пошел прочь, Атрет направился было за ним, но Феофил схватил его за руку.