Фрейя продолжала размалывать траву, но руки у нее тряслись. Она снова испытала страх, но не знала, в чем его причина. В снадобье она добавила мед. Марта любила вкус меда. Добавив туда же перемолотые травы, Фрейя размешала все и призвала на помощь своего бога. Потом она положила снадобье в корзину и взяла четыре зубчика чеснока, чтобы отогнать злые силы черной магии.
Повернувшись, она увидела, как серьезно смотрит на нее сын. Взяв Рицпу за руку, он притянул ее к себе. Положил руку ей на плечо и обнял ее. Жест этот был демонстративным. Он ставил свою жену выше нее и всего остального.
— Если мы тебе будем нужны, — сказал он матери, и желваки заиграли у него на скулах, — ты знаешь, где нас найти.
Пораженная, Фрейя вышла, не сказав им ни слова. Перейдя на другую сторону улицы, она вошла в дом своей дочери.
— Госпожа Фрейя пришла, — сказал Юзипий, и Аномия, сидящая у постели Марты, встала.
— Я пойду в священную рощу и помолюсь за нее, — торжественно сказала юная жрица, всем своим видом показывая, что Тиваз не оставляет Марту наедине со своей болезнью. Потом она взяла Марту за руку. — Пусть теперь твоя мама постарается помочь тебе.
Марта взглянула в голубые глаза Аномии и не увидела в них никакой надежды.
— Я не хочу умирать.
Аномия улыбнулась ей.
— А кто сказал, что ты умрешь? — Ты будешь страдать. О, ты будешь страдать до тех пор, пока я не решу, что ты пострадала довольно.
— Ты не умрешь, — повторила Фрейя, полная решимости дать своей дочери надежду. Она подошла ближе, так близко, что Аномии пришлось отпустить руку Марты и отойти от нее. Фрейя села рядом с дочерью.
— У меня здесь болит, мама, — сказала Марта, держась за живот. — Так болит! Как будто кто–то съедает меня изнутри.
— Вот, выпей.
— Не могу.
Фрейя увидела, что Марта неотрывно смотрит на Аномию.
— Пей, — сказала она, помогая дочери приподняться. — Все, до дна. — Фрейя привстала, чтобы ее дочь не могла видеть юную жрицу, стоявшую рядом. — Вот и все, либхен. — Сказала она успокаивающим голосом, поглаживая свою дочь по густым светлым волосам. — Этот отвар промоет тебе все.
— От промывания ей станет только еще хуже, — отходя, сказала Аномия, злорадствуя в душе.
Фрейя обернулась и посмотрела на нее.
— Пока ты не ушла, скажи Дереку, чтобы нарвал и принес мне морского лука. — Это растение с узкими листиками и красивыми голубыми цветками в виде колокольчиков должно было отогнать от Марты злые чары.
— Как скажешь, моя госпожа, — сказала Аномия, снова взглянув на Марту своими страшными глазами. Все, что здесь происходило, забавляло ее. — Если ты думаешь, что это поможет, я пойду. — Она отвернулась.
Марту сильно затрясло.
— Принеси сюда посуду и полотенца, — сказала Фрейя Юзипию. — Быстро.
Юзипий сделал, как она велела, потом встал рядом с Фрейей, чтобы помочь. Промывание было сильным и быстрым, Марта была просто измождена и устала. И после этого у нее еще долго продолжались судороги и спазмы.
— Это не помогает, мама, — простонал Юзипий, чувствуя боль жены, как свою собственную.
— О–о–о, мама…
Дрожа, Фрейя обмыла Марту, как маленького ребенка. Пот стекал с Марты ручьями. Разумеется, вместе с потом из нее выходили все вредные вещества, которые находились в ее организме. Но боль казалась невыносимой.
— Мне надо приготовить тебе отвар, чтобы тебе стало легче и чтобы ты могла уснуть, — сказала Фрейя, поцеловав дочь в лоб. Потом она повернулась к побледневшему Юзипию, неподвижно стоявшему рядом. — Постарайся ее успокоить. И успокойся сам.
Когда Фрейя ушла, Юзипий лег рядом с женой и, когда она затряслась от озноба, прижал ее к себе.
Последующие два дня Фрейя делала отвары из первоцвета и других трав, которые действовали как болеутоляющие средства, а также из алзины и гелиотропа, чтобы лечить воспаление. Мак и тимьян действовали как снотворное, но температура так и не проходила. Не помогали даже пиретрум и лабазник.
Кожа Марты была горячей и сухой, как опавшие с деревьев листья, которые устилали землю. Приближались зима и смерть.
Дерек забирался высоко на старый дуб и собирал для отца свежую омелу. Юзипий развешивал по дому побеги, в попытке отогнать колдовские заклинания. Фрейя без устали ходила по лесу, пока не нашла морской лук. Чтобы защитить Марту от злых заклинаний и злых духов, она развешивала над ее постелью цветы в виде колокольчиков. А Юзипий развесил столько чеснока, что им уже пропах весь дом.
Но ничто не помогало.
Однажды Фрейя услышала, как Аномия говорит Марте:
— Ты разговаривала с ионийкой. А я предупреждала тебя, что Тивазу это не понравится, помнишь?
Фрейя вся похолодела, слушая ее. Она посмотрела на руку Аномии, похлопывающую Марту по руке, и ей захотелось прогнать жрицу от своей дочери. Но вместо этого Фрейя внезапно подошла к постели и заметила во взгляде Аномии удивление. Юная жрица явно не хотела, чтобы Фрейя услышала этот разговор.
— Мне надо с тобой поговорить, Аномия.
— Конечно, мать Фрейя. — Грациозно вставая и следуя за ней на улицу, Аномия провела пальцами по руке Марты. — Мы потом еще поговорим.
Фрейя пребывала в ярости, но мудрость в ней возобладала, и она промолчала. Она повернулась к юной колдунье только после того, как обе вышли из дома, и ей пришлось прилагать усилия к тому, чтобы сохранять спокойствие.
— Ты действительно веришь, что эта болезнь — гнев Тиваза?
Аномия приподняла брови, ее глаза сверкнули.
— Ты слышала, как я это сказала?
— Я услышала достаточно, чтобы понять, что ты запугала Марту и заставила ее поверить в это. Зачем ты так делаешь, если сама в это не веришь?
— Я верю. — И Тиваз сделал это для меня, старая дура. Для меня!
— Веришь? А самой себе ты веришь?
Тон Фрейи задел Аномию за живое. Как Фрейя смеет так разговаривать с ней?
— Марта очень впечатлительна, — сказала Фрейя, видя опасный блеск в глазах юной жрицы. — И если ты не вполне уверена, что Тиваз на нее гневается, то не допускай даже мысли об этом.
Аномия хотела сказать, что если Марта так впечатлительна, то со вниманием отнеслась бы к предупреждению Аномии не разговаривать с ионийкой, но сказала другое:
— По–твоему, Тиваз говорит только с тобой одной?
Фрейя посмотрела в глаза Аномии и внезапно почувствовала какой–то неприятный холод. Инстинктивно она знала, что за всем тем, что происходит с Мартой, стоит именно Аномия, но обвинять жрицу в этом означало пробуждать в ней гнев, а не направлять ее сверхъестественные силы в правильное русло — на исцеление Марты.