– А с чего он решил, будто я реву? – надменно осведомилась она. – И что тут у вас стряслось?
– Пурех упал в яму и умер, – лаконично объяснил ей старый Тухта.
– Потрясающе, – Ули брезгливо передернула плечами. – Дела в этом доме идут все лучше и лучше, нечего сказать. А откуда взялась яма? И почему он умер от такого пустяка?.. Ага, теперь понимаю, – кивнула она, заглянув в яму. – И чья же это работа?
Она обвела всех присутствующих, в том числе и нас, грозным вопрошающим взором. Ни дать ни взять, учительница начальных классов, обнаружившая на классной доске матерное слово.
– Чья, чья. А как ты думаешь? Кто, кроме твоей любимой бабушки, мог такое учудить? – ворчливо спросил Маркуло.
– Да кто угодно, хоть ты сам, – пожала плечами Ули. – К тому же я не верю, что бабушка сама вырыла эту яму. Не те ее годы.
– Яму рыл ваш кузен Арало, – любезно сообщил я. – Впрочем, старуха действительно была с ним. Я за ними долго наблюдал из окна. Только под конец отвлекся и пропустил момент, когда там появились ножи, поэтому не знаю, кто именно их принес.
– Понятно, – кивнула она. – Что ж, спасибо, что просветил, гость.
– А ты не знаешь, куда Тыындук запропастился? – озабоченно спросил сестру Маркуло. – Я думал, он на крик прибежит, а его все нет. Ты его куда-то посылала?
– Я просто попросила его навести порядок в башне. Ты же его знаешь, он, пока работу не закончит, на другие дела отвлекаться не станет. Впрочем, он уже заканчивает.
– В башне?! – взвился Маркуло. – Ты спятила, сестричка! Там же… – и он осекся, опасливо поглядывая на нас.
– Это вы все спятили, – возразила Ули. – Носитесь со своей башней. Нет там ничего, кроме парочки несчастных привидений наших далеких предков, да и те появляются раз в год по обещанию. Мало ли что бабушка выдумывает. Я ее люблю, но не следует забывать, что с головой у бедняжки в последнее время совсем худо.
– А как же?.. – начал было Маркуло. Потом умолк – то ли не мог сформулировать свою мысль, то ли просто побоялся сболтнуть лишнее в присутствии посторонних.
– А зачем тебе Тыындук понадобился? – безмятежно спросила Ули.
– Ну как же, надо ведь, чтобы кто-нибудь занялся похоронами.
Маркуло поглядел на яму, в которой лежало мертвое тело его неудачливого братца, и снова сник.
– А вы все на что? Зови Арало, пусть этот умник роет еще одну яму. Только теперь не во дворе, а на семейном кладбище – на что он еще годится, безголовый?
– Думаю, нам с тобой пора поговорить, леди, – твердо сказал ей Лонли-Локли.
До сих пор он пребывал в задумчивости, но теперь, очевидно, определился с планом ближайших действий.
– Можем пройти в твою комнату или куда сочтешь нужным, – предложил он. – Лишь бы там не было лишних ушей.
– А тебе не кажется, что сейчас мне не до разговоров? – взвилась Ули. – У меня, между прочим, только что брат погиб.
– Ну, насколько я успел заметить, рыдать над его телом ты все равно не собираешься, в противном случае уже давно начала бы, – парировал Шурф. – А раз так, не будем терять время.
– И припекло же тебе! – Ули неодобрительно покачала головой. – Где ты с утра-то был?.. Ладно, если хочешь, можно и поговорить. Только к себе в комнату я никого не пускаю, даже родню. Если хочешь, мы можем пойти в комнату на втором этаже. Когда-то она была устроена специально для уединенных бесед.
– Как скажешь, мне все равно, – согласился мой друг. – Макс, если у тебя нет других планов, я бы попросил тебя присоединиться к нашей беседе, – церемонно сказал он мне.
Мне оставалось только возвести глаза к небу. Хотел бы я знать, какие, по его мнению, у меня могли быть «другие планы»?! И вообще, если бы мое мнение действительно принималось во внимание, наш амобилер уже был бы на полпути к Ехо.
Мы вошли в дом. До сих пор нам довелось побывать только в большом зале на первом этаже, где проводились гастрономические оргии, но теперь выяснилось, что возле самого входа начинается узкая деревянная лестница, ведущая наверх. Скользкие ступеньки, истертые тяжелой поступью многих поколений Кутыков, приветливо поскрипывали под ногами. Если бы хозяева дома обладали хотя бы четвертью ее дружелюбия, с ними вполне можно было бы иметь дело.
Второй этаж разительно отличался от первого – словно это были два разных дома или даже два разных измерения. Внизу царила средневековая простота интерьера и витали ароматы деревенской кухни. А здесь обстановка показалась мне если не изысканной, то уж по крайней мере элегантной. Широкий коридор был устлан светлыми ковровыми дорожками, каменные стены задрапированы бледно-желтой тканью, на подоконниках стояли простые глиняные кувшины с букетами, составленными из лесных цветов и сухих веток причудливой формы. Откуда-то доносился слабый запах уандукских благовоний.
Лонли-Локли тоже вовсю глазел по сторонам.
– Здесь и внизу явно хозяйничают разные люди, – одобрительно заметил он.
– Да, – согласилась Ули. – Внизу у нас общая комната, кухня и покои Маркуло. А на этом этаже расположены мои комнаты.
– У вас есть вкус, – одобрительно сказал я.
– Да, я знаю, – равнодушно кивнула Ули. – Но все равно спасибо на добром слове, гость, – неохотно добавила она после короткой паузы.
– Ты одна занимаешь весь этаж? – уточнил Лонли-Локли.
– Можно сказать, что сейчас это так. Здесь еще расположены комнаты моего брата Урмаго. Вы уже знаете, что он пропал. Маркуло мне говорил, что вы намерены его разыскать.
– Именно об этом я собираюсь с тобой побеседовать, – согласился Шурф. – Мне показалось, что ты, леди Ули, самый разумный человек в этом доме. От кого еще и ждать помощи, если не от тебя?
– Я догадываюсь, что ты хотел поговорить со мной именно об Урмаго – о чем же еще? – вздохнула Ули. – Но не будет толку от этого разговора. Впрочем, если хочешь – почему бы и не поговорить?
Мне показалось, что симпатичная ведьмочка готова расплакаться, но она умела держать себя в руках, поэтому дело ограничилось несколькими горчайшими вздохами.
Миновав несколько запертых дверей, мы вошли в просторную комнату, аккуратно прибранную, но почти пустую. Было заметно, что ею долго никто не пользовался. Для того чтобы сделать подобный вывод, не требуются толстые слои пыли на окнах и хлопья паутины в углах. Просто я давно заметил, что в помещениях, которые становятся не нужны своим хозяевам, всегда царит совершенно особая атмосфера печали, покоя и неприкаянности. Такое ни с чем не перепутаешь.
– Садитесь, – предложила Ули, указывая на громоздкие деревянные стулья, покрытые когда-то густым, но уже давно истертым серебристым мехом.
Мы с Шурфом послушно заняли указанные нам места. Ули уселась напротив и внимательно разглядывала нас огромными черными глазищами. Сейчас она казалась мне настоящей красавицей. Я вспомнил рассказ Шурфа о том, как неуловимо меняется впечатление от внешности драххов с неуравновешенным характером, и понял, что у нашей собеседницы наступил период лирического настроения. По крайней мере, она больше не походила на даму пик из сувенирной карточной колоды, как вчера вечером, когда мы увиделись впервые.