– Откровенно говоря, я не слишком на это рассчитываю, – вздохнул маленький человечек. – Боюсь, тут даже вы бессильны. Я, собственно, пришел, чтобы рассказать некоторые вещи, которые, возможно, покажутся вам важными. Считайте, что это визит вежливости. Все равно что отдать соседу газету, которую нерадивый разносчик по ошибке положил под вашу дверь.
– Очень любезно с вашей стороны, – я изобразил на лице еще один обаятельный оскал. Когда не знаешь, что сказать, следует улыбаться. – И что же это за важные вещи?
– Ну, прежде всего, наверное, следует упомянуть, что мне несколько раз снился Король Мёнин. Он постоянно говорит, что собирается вернуться. Мне показалось, что Его Величество отлично понимает, что снится не вам, а кому-то другому, но то и дело с подчеркнутой вежливостью называл меня «сэром Максом». Говорил о том, как приятно будет наконец-то увидеться. Просил заказать столик в каком-нибудь хорошем трактире. Ухмыляясь, прибавлял, что единственная область знаний, в которой вы являетесь настоящим специалистом, – это наука о столичных трактирах. Вы только не обижайтесь, сэр Макс, я просто стараюсь быть точным.
– Да было бы из-за чего обижаться, – усмехнулся я. – Вы видели вещий сон, господин Тумоис. По крайней мере, о трактирах Мёнин сказал чистую правду.
– Ну, вам виднее, – смущенно пробормотал он. – Один раз Король Мёнин посулил принести хороший подарок, в другом сне пообещал вас удивить, а однажды сказал: «Двум Вершителям нет места в одном городе», – и стукнул кулаком по столу. Впрочем, в следующем сне он снова был любезен и разглагольствовал о сюрпризах и трактирах. Я подумал, что вам следует все это знать. Король Мёнин наверняка сам решает, кому присниться. Думаю, он был уверен, что я не поленюсь нанести вам визит.
– Наверное, – растерянно согласился я. – Это все?
– По крайней мере, это самое важное, – нерешительно сказал мой посетитель. – И еще мне часто снится сон про буривуха. Будто я сплю в очень тесном помещении с маленьким окном. Окно открыто, в небе светит луна, но не наша, а какая-то желтая. И вот из темноты прилетает буривух и садится на подоконник. Это единственный хороший ваш сон, сэр Макс, после него я всегда просыпаюсь счастливым. Поскольку это вы должны были бы просыпаться счастливым, я решил, что должен непременно рассказать про буривуха.
– Вы очень любезны, – вежливо улыбнулся я. – Что-то еще?
– Много всего. Но чужие сны запоминать труднее, чем свои. Мне не кажется, что все остальное так уж важно. А если и важно, то в моей памяти осталось лишь смутное ощущение, что я схожу с ума, а во рту – дурной привкус, словно я заболел. В ваших сновидениях вершатся совершенно непонятные мне дела, мне то и дело снится какой-то иной мир, вернее, несколько разных миров. Там суетятся странные люди, и почти всегда сердце ноет от тоски. Я просыпался очень усталым после этих снов, сэр Макс. Поутру я помнил все подробности, но забывать их было приятнее, чем хранить. И я забывал.
– Вас можно понять, – сухо кивнул я. – Что ж, сэр Тумоис, я очень благодарен вам за визит.
Он заторопился, покинул кресло, вежливо раскланялся. В процессе эвакуации посетителя из кабинета мы обменялись некоторым количеством взаимных любезностей, но я чувствовал, что мой гость еще не закончил выступление. Интуиция меня не подвела. Господин Тумоис эффектно остановился на пороге и с драматическим выражением лица резюмировал:
– Неспроста творится вся эта путаница со снами, сэр Макс. Помяните мое слово, грядут великие события и большие перемены. Оно и понятно – если уж сам Король Мёнин решил вернуться…
– Вполне может статься, что он просто морочил нам с вами голову, – с тоскливой надеждой сказал я. – Есть у него такая слабость.
– Кто знает, сэр Макс, – вздохнул Мастер Совершенных Снов. И с надеждой спросил: – Вы ведь перескажете сэру Джуффину Халли содержание нашей беседы? Я не решился обратиться к нему лично, поскольку в моем распоряжении нет фактов. Ничего, кроме смутных предчувствий. Я бы и к вам не решился обратиться, если бы эти сны не были вашими…
– Разумеется я ему расскажу, – заверил я гостя. – Даже если бы не хотел, сообщать обо всех событиях, произошедших в отсутствие начальства – это моя обязанность.
Мой гость удовлетворенно кивнул и слился с темнотой коридора, а я – узнаю старого доброго сэра Макса! – немного поторговался с Курушем, которому предстояло дежурить в мое отсутствие, сменил Мантию Смерти на неприметное серое лоохи и выскользнул в окно, благо кабинет находится на первом этаже. Я отчаянно опаздывал на свидание, отменять которое совершенно не хотелось. Оставалось надеяться, что моя прекрасная леди пребывает в том же настроении.
Я всегда подозревал, что самая ужасная история о любви непременно должна повествовать о так называемой счастливой любви. О взаимной. Что кошмар начинается сразу после финальной фразы: «Поженились и жили вместе долго и счастливо». Потому что «долго» и «счастливо» – две вещи несовместные. Человеческая природа, полагал я, этого не допускает. К счастью, я ошибался; убедиться в этом мне довелось на собственной шкуре – если уж везет, так везет.
Согласно моей прежней теории, наш с Меламори роман давным-давно должен был превратиться в нормальную спокойную (читай: смертельно скучную) жизнь вдвоем, или же оборваться на какой-нибудь надрывно высокой ноте. Однако ни того ни другого не произошло. Минуло два с лишним года с тех пор, как Меламори вернулась в Ехо на заднем сиденье моего амобилера; ночи, которые она провела под собственной крышей, а не в моем Мохнатом Доме, можно пересчитать на пальцах, а днем мы то и дело сталкиваемся нос к носу в коридорах Дома у Моста или за столом в Зале Общей Работы. Но всякий раз, отправляясь на свидание, я волнуюсь так, словно мне предстоит встреча с почти незнакомой женщиной.
По большому счету, так оно и есть. Я никогда не знаю, какое у нее будет настроение, как она себя поведет, захочет ли остаться рядом со мной или быстро распрощается и растает в оранжевом тумане фонарей. Я даже не уверен, что она вообще придет, и почему-то стесняюсь послать ей зов и переспросить. Дело не в том, что Меламори ведет себя экстравагантно и непредсказуемо, – достаточно того, что я знаю: она может так себя повести. Я и сам, впрочем, могу. Стоит ли добавлять, что нам обоим это чертовски нравится.
Мне повезло, Меламори все еще сидела в «Синем Фонаре». Этот маленький уютный трактирчик я нашел в начале зимы и очень полюбил здешнюю бархатную тишину, безлюдный обеденный зал, ультрамариновый свет фонарей над столиками и скромную домашнюю кухню.
Ее лицо скрывалось за серебристой маской горной лисички: зима в этом году выдалась на редкость холодная, чуть ли не дюжину дней кряду стояли самые настоящие морозы, и столичные портные тут же ввели моду на маски из мягкой теплой материи, чтобы предохранять от холода чувствительные щеки и носы столичных жителей. Новшество пользовалось столь бешеным успехом, что с наступлением тепла сообразительные кутюрье начали мастерить маски из тонкой ткани, предназначенные уже исключительно для украшения наших физиономий. Как и следовало ожидать, мода на маски прижилась в Ехо. Одна только Меламори опустошила несколько модных лавок Старого Города, и теперь причудливые морды таращились на меня со всех вешалок, крючков, полок и просто гвоздей, вбитых в стены Мохнатого Дома. Я и сам иногда их ношу, хотя никак не могу привыкнуть, как в свое время не мог толком привыкнуть к очкам: лишняя вещь на лице мешает мне сосредоточиться.