– Хель с ним! Меня сейчас интересует не Локи, а Сурт.
Валькирии уставились на меня с откровенным ужасом. Я кивнул.
– Ну да, он уже здесь. Я видел его. Впрочем, его не назовешь великаном. Он выглядит как самый обыкновенный человек, даже на конунга не смахивает, но ничем человеческим там и не пахнет. Уверен, он действительно вполне способен сжечь мир – просто из любопытства или для того, чтобы наконец сложить хоть одну путную вису, любуясь на сполохи пожара.
– Виса – это песня? А знаешь, что-то в таком роде уже случалось, – неожиданно развеселился Арес. – Люди говорят, что один из владык Рима по имени Нерон приказал сжечь город, поскольку ему позарез требовалось поэтическое вдохновение. Может быть, это он воскрес из мертвых?
– Не думаю. Впрочем, все может быть, – равнодушно отозвался я. – Какая разница? Главное, что он пришел. И наверняка уже воссоединился со своей армией – а куда еще могли податься мертвецы, покинувшие Аида, если не к нему под крылышко? Хотелось бы мне знать, когда нам следует ждать их в гости.
– Ты говоришь, у него есть армия? – вмешалась Гудр. Она была самой молчаливой из моих неразговорчивых воительниц; не уверен, что мне прежде доводилось слышать ее голос, поэтому я изрядно удивился.
– Сурт носит зеленые одежды? – спросила она.
Я кивнул. Валькирии встревоженно переглянулись.
– Объясните, в чем дело, – потребовал я.
– Мы его видели, когда отправились в погоню за этим пернатым змеем, – сказала Гудр. – Змея мы так и не догнали, зато видели мужа, которого ты именуешь Суртом, и огромное человеческое стадо, покорно бредущее за ним. Пусть Скёгуль рассказывает: она разглядела их лучше, чем я. Мне было неприятно смотреть на эту шваль. Впрочем, среди них есть разные люди, в том числе и настоящие воины, но их слишком мало.
– Нет, сестренка, они – не шваль, – неожиданно возразила Скёгуль. – Может быть, раньше они были обыкновенным человеческим мусором, но теперь все изменилось. Они знают, что мертвы, и ничего не боятся. К тому же их предводитель имеет над ними страшную власть. Пока он равнодушен ко всему, и его люди – тоже, но если он захочет, они преисполнятся настоящей ярости и станут подобны лучшим из твоих воинов, Отец битв.
– Сколько человек в его войске? – деловито осведомился Марс.
– Их невообразимо много. Точнее сказать не могу: я не знаю таких больших чисел. До сих пор они могли понадобиться разве что для того, чтобы считать песчинки на морском берегу, а мне никогда не приходило в голову считать песчинки. Но вам вряд ли следует спешно готовиться к сражению. Они идут в другую сторону.
– Как это – в другую?! – изумилась Афина. – И куда же?
– Мы видели их к северу отсюда, довольно далеко. И они идут прямо на север, не сворачивая.
– На север, к морю, а потом дальше, к месту Последней битвы, куда же еще, – кивнул я. – Этот парень не станет тратить время, чтобы сражаться с нами здесь, это ему и даром не нужно. Зачем, если нам все равно суждено встретиться на поле Оскопнир, и ни один из нас не в силах отменить это свидание.
– Выходит, мы напрасно ждали его здесь все это время? – Афина выглядела обиженной, словно ее не пригласили на праздник. – Считали себя форпостом, а оказались в глубоком тылу. И что теперь? Мы так и будем сидеть на амбах, теряя рассудок, каждый на свой манер, и ждать, пока загадочный пернатый змей и его приятели перебьют нас поодиночке?
– Мы не будем сидеть на месте, – твердо сказал я. – Все что угодно, только не это. У нас же есть ваши стремительные летающие машины, оружие, придуманное хитроумными людьми, и остатки нашего собственного былого могущества – не так уж мало! Все это теперь пригодится. Возможно, мы не в силах изменить предначертанное, но ничто не помешает нам хорошенько потрепать эту армию и нервы ее предводителя заодно. Мне не терпится проверить, так ли они равнодушны к смерти, как говорила Скёгуль. И кто знает, может быть, наш враг куда более уязвим, чем кажется?
– Мне очень нравятся твои слова, Один! – восхитился Марс. – Мы ему покажем, этому бродяге Сурту! Можешь не сомневаться, Аид и протрезветь не успеет, а в его царстве снова будет полным-полно народу.
– Не думаю, что они туда вернутся, даже если снова умрут, – возразил я. – Впрочем, это уж точно не наша забота.
– Мне тоже нравится твое предложение, Вотан, – улыбнулась Афина. – Не так уж нас мало, если соберемся вместе! И мы все еще многое можем. Только надо поторопиться, пока этот пернатый змей и его подружка с веретенами не перебили нас по одному… А у тебя нет никаких соображений на их счет? Как нам быть с этой напастью? В твоем пророчестве насчет «сумерек богов» ничего не говорилось о неведомых тварях, которые приходят из темноты за жизнями бессмертных?
– Ничего. Я ведь уже не раз говорил тебе, что понятия не имею, кто они такие и откуда взялись на нашу голову. Я бы дорого заплатил, чтобы это узнать.
Я решительно поднялся и пошел к выходу из просторной пещеры.
– Куда ты, Один? – хором спросили Олимпийцы.
– Скоро вернусь, – пообещал я. – Мне нужно немного побыть одному. Должен быть какой-то выход. А если нет, я его придумаю.
Некоторое время я неторопливо брел куда глаза глядят, спускаясь с вершины столовой горы по узкой тропинке. Иногда, впрочем, приходилось сворачивать с проторенной дороги, карабкаться через каменные нагромождения, продираться сквозь ломкие ветви кустарника: земля сама говорила мне, куда следует ступать, чтобы доставить ей удовольствие, а я повиновался ее пожеланиям, как и подобает безупречному мужу.
Наконец мои ноги приняли решение остановиться. Я не стал с ними спорить и уселся на большой круглый камень, согретый послеполуденным солнцем. Отвязал от пояса мешочек с рунами. Сейчас их совет требовался мне, как никогда прежде. Поэтому я решил достать не одну руну, а три. Впервые за свою долгую жизнь я отступал от собственного правила.
«Много рун – для слабых духом, для нуждающихся в надежде и утешении, а для Одина – всегда только одна», – гордо говорил я когда-то. Но сейчас мне пригодились бы и надежда, и даже столь презираемое мною утешение. А больше всего мне был нужен дельный совет. Незнакомцы, вышедшие на охоту за Олимпийцами, тревожили меня все больше.
На свой счет я был совершенно спокоен: пророчество старой карги Вёльвы насчет моей, теперь уже совсем близкой, смерти от клыков Фенрира было хорошо хотя бы тем, что позволяло мне высокомерно пренебрегать прочими опасностями, как и подобает отцу всех воинов. Но мне очень не нравилось, что мои новые приятели Олимпийцы оказались такими уязвимыми. Было бы досадно столь быстро потерять моих новых союзников – заносчивых не по чину, несговорчивых и не слишком могущественных, но изобретательных, веселых и по-юношески бесстрашных. Они мне нравились чем дальше, тем больше, а я привык считать, что жизнь каждого, чье существование доставляет мне удовольствие, священна. В довершение всех бед мое равнодушное древнее сердце тревожно ворочалось под ребрами, когда я думал, что завтра утром могу обнаружить смертоносные веретена или зеленые перья приходившего к Марсу существа в мертвых серых глазах Афины.