– Куляймо, Маггот! – настойчиво повторил капитан. – Ибьтую мэмэ! Урэмя нима!
Он уже стоял на палубе и выглядел как человек, который опаздывает на работу: нервно переминался с ноги на ногу и нетерпеливо оглядывался по сторонам.
«Черт, я ведь даже не смогу объяснить ему, что не хочу с ними ехать, – мрачно подумал я. – Он же теперь не успокоится, пока я не окажусь в его корыте!.. Ладно, черт с ним, десять дней – это всего лишь десять дней. Постараюсь в первый же вечер заработать хороший насморк, это будет весьма кстати».
О том, что путешествие может затянуться на месяц и даже больше, я предпочитал не думать.
* * *
На корабле было чертовски тесно, еще хуже, чем я предполагал. Кроме лохматых широкоплечих бородачей в лаптях по палубе слонялись домашние животные, любовно увитые венками из цветов и пестрых лент. Сначала мне показалось, что это какая-то диковинная разновидность свиней. Но, приглядевшись, я понял, что это были близкие родственники кровожадного «свинозайца», который возил телегу моего приятеля Мэсэна, только не такие зубастые. Шерсть их была коротко острижена, а черные полосы на спинках старательно закрашены, так что звери приобрели ровный изжелта-розовый цвет. Пушистые хвосты-помпоны были сбриты безжалостной хозяйской рукой, а на их место прикрепили накладные свиные хвостики, украшенные многочисленными яркими бантиками и даже драгоценными кольцами.
Под ногами у меня крутилось что-то совсем уж мелкое. Я решил, что это корабельная крыса, и заранее сжался в комок. Оказалось – не крыса, а самый настоящий гном. Крошечный человечек, размером с кошку, такой же патлатый и бородатый, как прочие пираты, да и одетый в такое же безобразие.
Пока я пялился на сие чудо природы, шустрый гном добрался до ноги Плюхая Яйцедубовича, вцепился в его штанину и проворно полез наверх. В минуту добрался до капитанского плеча, уселся там поудобнее, утер пот со лба и что-то прогундосил. Капитан слушал его внимательно, распахнув рот и задумчиво тягая себя за бороду.
«О, боже, – подумал я, – вот так и сходят с ума, наверное».
Я кое-как нашел для себя кусочек свободного пространства на корме, уселся там, подтянув колени к подбородку, прижался спиной к прохладному дереву и замер. Я предпочел бы вовсе исчезнуть, но это у меня не получалось, по крайней мере пока. Увитая цветами розовая подделка под свинью тут же подошла ко мне и уткнулась глупой мордой в колено, я попытался отпихнуть ее ногой. Зверь понял, что в моем сердце нет места его персоне, и ушел искать любовь и понимание на стороне, а мне стало стыдно: до сих пор я всегда отлично ладил с животными. И вообще дрянное это дело – вымещать свое паршивое настроение на слабых.
– Извини, зверюга, ты хорошая свинка, просто Гулливер из меня хреновый, нервы ни к черту! – виновато сказал я вслед удаляющемуся меньшему брату и почувствовал себя законченным идиотом.
Некоторое время я неподвижно сидел на месте, изо всех сил стараясь задержать дыхание, глотать смрадный воздух как можно реже: это казалось мне единственной возможностью выжить.
– Хугайда, – тихо сказал я, подняв глаза к небу. На сей раз я твердо знал, что прошу о помощи – неведомо кого, сам не понимая, какого рода помощь мне требуется. Просто жизнь уже очень давно не казалась мне настолько невыносимой. Даже когда я сходил с ума от отчаяния в замке Таонкрахта, я проделывал это с комфортом: в мягкой постели, вдыхая свежий воздух из открытого окна. Сейчас Альтаон представлялся мне почти райским уголком.
Небеса, конечно, не разверзлись, и на горизонте не появилась прекрасная шхуна под белоснежными парусами, чтобы забрать меня, любимого, с кормы грязного пиратского суденышка, но мне стало гораздо легче, что правда, то правда. Я был почти готов улыбнуться, когда мои губы снова прошептали единственное магическое заклинание, оставшееся в моем распоряжении: «Хугайда».
Какое-то время спустя воздух, который мне все-таки приходилось вдыхать, посвежел: подул прохладный морской ветер и унес изрядную часть сырных ароматов.
Я огляделся и обнаружил, что берег остался довольно далеко. Сделав это открытие, я покосился на небо и с величайшим облегчением увидел там знакомые маленькие солнышки. Нормальные небесные светила, и не беда, что целых три вместо одного, такие пустяки меня уже давно не смущали. Кошмарное желтое Лабысло осталось сторожить страмослябское побережье, и это была хорошая новость.
Пираты по-прежнему сновали мимо, с простодушным любопытством поглядывали на меня. Слова «Маггот», «етидрёный хряп» и «ибьтую мэмэ» щедрым потоком изливались на мою бедную голову. Я молил небо об одном: чтобы мне не пришлось общаться с ними более плотно. Нервы у меня всегда были ни к черту, а уж сейчас – и подавно, и я прекрасно понимал, что могу взорваться по самому пустячному поводу. А любой из страмослябов мог бы шутя раздавить меня одной левой: уж очень они были здоровенные.
Впрочем, человеком-невидимкой я так и не стал, поэтому рассчитывать на то, что мне удастся уклоняться от общения десять дней кряду, не приходилось. Оставалось только молить судьбу об отсрочке. Отсрочку я действительно получил, но ненадолго.
– Куляймо хряпа, Маггот! – с энтузиазмом предложил мне Плюхай Яйцедубович, когда солнце стояло в зените.
Гном, по-прежнему сидевший на его плече, тут же неразборчиво загундосил. Мне показалось, что он ругается.
Некоторое время капитан рассматривал мою ошалевшую рожу, потом до него дошло, что я ничего не понимаю, и он сделал характерный жест, словно поднес ко рту невидимую ложку.
– Хряпа, дурбыцло! – добродушно пояснил он.
– Хряпа так хряпа! – согласился я, поднимаясь на ноги.
Есть мне совершенно не хотелось. Но отказ разделить трапезу с пиратами вполне мог привести к дипломатическому конфликту.
– Ибьтую мэмэ, етидрёный хряп! Куляймо! – обрадовался капитан.
Обед был подан в носовой части судна. Сервировка поражала несказанной простотой. Собственно говоря, там стояло огромное корыто, до краев наполненное кусками мяса и овощей. Каждый участник мероприятия просто брал из корыта первый попавшийся кусок, клал его в рот и тянулся за новым, поэтому у корыта создалась давка. Тут же крутились лжесвиньи, возбужденные до крайности. К ним относились с пониманием и пропускали к корыту вне очереди.
Я окончательно понял, что есть мне не хочется, но капитан настойчиво подтолкнул меня к корыту и терпеливо, словно имел дело с несмышленым младенцем, повторил: «Хряпа!» Я обреченно вздохнул, достал из-за пояса разбойничий нож и подцепил кусок неизвестного овоща. К моему удивлению, он оказался чертовски вкусным, как авокадо в хорошем салате, так что я сам не заметил, как потянулся за добавкой. Пираты вежливо расступились: очевидно, я пользовался такими же особыми привилегиями, как и лжесвиньи.
Страмослябы уважительно рассматривали мой нож. Комментарии сводились к многочисленным вариациям на тему «ибьтую мэмэ». Ничего принципиально нового я не услышал, пока капитан авторитетно не заявил: «Хур морговый», – кажется, он удивил не только меня, но и своих подчиненных.