– Вещмешка Загудаева нет. Командир первого огневого взвода говорит, что не видел его после завтрака.
– Вот… – Не удержавшись, Федор выматерился.
Ситуация складывалась неудачно. Старшина не при делах, а второй подозреваемый исчез. Арестовал бы Федор вчера обоих – и не было бы проблемы… Но куда мог направиться лейтенант? На передовую, а затем к немцам перейти? Не исключено. В пехотных ротах его знают в лицо – все же разведчик-корректировщик. На передовой бывает почти каждый день, служба у него такая. И слабые места, где к фрицам перейти можно, наверняка знает, даже с биноклем изучить мог. Но не факт! С таким же успехом он мог в тыл отправиться, кто знает, что у него на уме? Мог забрать документы у какого-нибудь убитого бойца – у многих бойцов в солдатской книжке фотографии нет. Поменяет погоны, и военные патрули или заставы войск по охране тыла быстро его задержать не смогут.
Меры надо было принимать срочные.
– Найденов! Срочно собрать и построить личный состав батареи!
Пока бойцы и командиры собирались и строились, Федор подошел к капитану-эксперту:
– Федор Игнатьевич, накладка вышла. Да чего там – мое упущение, ошибка. Лейтенант Загудаев, второй подозреваемый, исчез из расположения батареи. Вещмешка с личными вещами нет. Полагаю, почуял, что жареным пахнет, и сбежал. Официально выражаясь, дезертировал. Я попрошу вас вернуться в город, в отдел, и доложить ситуацию полковнику Белому. Надо разослать телефонограммы по железнодорожным станциям, заградотрядам, а еще – в полки и батальоны на передовой. Не исключено, что он может попробовать перейти линию фронта.
– Ни хрена себе, старлей! Заварил ты кашу! А сейчас что собираешься делать?
– Упущение мое, поэтому постараюсь исправить. Буду преследовать его… Все же офицер Загудаев не мышь-полевка. Кто-то его видел, кто-то что-то знает… Хорошо бы, чтобы в штабе армии его личное дело просмотрели. Да, и еще… нет ли у него в соседних частях сослуживцев, однокашников по училищу, у кого бы он мог укрыться на несколько дней?
– Понял, старлей… Найду подполковника – сразу доложу. А тебе успеха!
Капитан уселся в кабину грузовичка, и полуторка укатила.
Федор подошел к личному составу батареи, который уже построился в две шеренги, встал перед центром:
– Товарищи бойцы и командиры! Все вы знаете о несчастном случае на батарее – я говорю об убийстве комбата. Именно об убийстве, а не о самоубийстве! Не скрою, все было обставлено так, чтобы выглядело оно самоубийством. На данный момент есть веские основания подозревать лейтенанта Загудаева, тем более он самовольно оставил подразделение, то есть фактически – дезертировал.
По строю пронесся гул голосов: бойцы не могли сдержать удивления и гнева. В их рядах служил убийца, а возможно – и предатель, прикидывавшийся товарищем. Бойцов уму-разуму учил…
– Разговорчики в строю! – выступил вперед Найденов.
Нарушение Устава мелочное, но врио комбата было неудобно перед Казанцевым. Еще подумает, что лейтенант распустил батарею, не может поддерживать дисциплину.
– Так вот, товарищи, – продолжил Федор, – я прошу вас помочь в розыске Загудаева. Кто видел, куда направился Загудаев, прошу выйти из строя.
Вперед шагнули трое. Уже хороший знак!
– И еще… Кто из вас знает, нет ли у Загудаева в близрасположенных частях сослуживцев, однокашников по учебе в училище?
В ответ – тишина, строй не шелохнулся.
Повернувшись к Федору, Найденов тихо, чтобы в строю не расслышали, сказал ему:
– Загудаев не очень общительным был, о личной жизни мало рассказывал.
– Дайте батарее команду разойтись. А тем, кто вышел из строя, подойти ко мне.
К Федору подошли трое бойцов. Один из них был утром на кухне в наряде, двое в карауле. Федор опрашивал их поодиночке, отведя в сторону.
– Рядовой Шнуров. Я на часах стоял у склада боепитания и видел, как лейтенант това…
– Он нам не товарищ, называйте по имени, – прервал его Федор.
– Так вот, Загудаев прошел мимо меня. На плече сидор был.
– Куда он направился?
– В сторону госпиталя. – Боец показал рукой.
– Он что, ранен был? Или кто-то из бойцов батареи лечение там проходит?
– Не ранен он, цел.
Федор почувствовал, что боец что-то недоговаривает.
– Говорите все как есть. Ваши слова помогут задержать преступника.
– Слухи только, товарищ старший лейтенант… Не знаю, стоит ли?
– Стоит. Слушаю.
– Девушка у него там. Не знаю, доктор она или медсестричка, а только ходит он туда не первый раз. Когда мне на часах приходилось стоять в вечернее время, видел, как он возвращался. Веселый, песни потихоньку пел…
– Как девушку зовут?
– Вот чего не знаю, того не знаю, – развел руками боец.
– Спасибо.
Опрос двух других бойцов сведений не добавил, оба показали то же направление, что и Шнуров.
И Федор решил не медлить. Итак, у Загудаева была фора в четыре часа, за это время пешком можно двадцать километров преодолеть. Поэтому он направился к госпиталю.
Располагался он в лесу, неподалеку. Но не госпиталь это был, а медсанбат. Принимал раненых с близкой передовой, оказывал срочную или неотложную помощь и отправлял в госпитали. Жил и работал медсанбат в палатках.
На подходе к нему Федора остановил часовой из легкораненых. Тех, кого можно было быстро восстановить – за неделю, десять дней, – в тыл не отправляли. Они лечились в медсанбате и по мере своих сил несли армейскую службу. Конечно, кому-то из раненых хотелось в тыл, подальше от фронта – передохнуть. Но были и те, кто даже с серьезными ранениями не хотел уезжать: здесь их взвод, рота, друзья. А куда их могли послать после тылового госпиталя, еще неизвестно.
Федор предъявил документы.
– Давно на часах стоишь?
– Скоро уже менять будут.
«Ага, стало быть, около четырех часов», – сообразил Федор.
– Не припомнишь, лейтенант-артиллерист не приходил в госпиталь поутру?
– Из минометной батареи? Как же, был! Я только на пост заступил. Зазноба у него здесь, медсестричка Лиза Мурашкина.
– Осведомлен ты, однако!
– Делать-то нечего, вот и наблюдаешь со скуки…
– Долго он здесь был?
– Полчаса.
– А потом куда ушел?
– Уехал. Начмед наш Кучин на мотоцикле с коляской в Великие Луки поехал, так он на заднем сиденье был.
Федор едва зубами от злости не заскрипел. Загудаев уже в городе, а он в медсанбате, быстро выбраться из которого надо еще суметь… Но все же он решил поговорить с медсестричкой. Насколько понял Федор, Загудаев посещал свою зазнобу ближе к вечеру – в темное время суток корректировщик огня обязанности свои исполнять не может. Вот и уходил с батареи, и наверняка – с ведома комбата.