– Я не мог бы посмотреть архив Павла Семеновича? – спросил Шибаев.
– Да какой архив! – Она рассмеялась. – Ну, была пара ящиков с бумажками. А Паша, как пошел на пенсию окончательно, все сжег. Я помру, говорит, а тут всякие тайны, неизвестно, кому в руки попадут. Здесь и сжег, в саду. А пепел под яблони прикопали.
– Может, у Павла Семеновича был помощник?
– Да не было у него никого, все сам. Потому и закрылись, что сам. Был бы кто, передал бы дело. Жалко до слез было. Он с год опомниться не мог. Думал зятя приохотить, у нас зять этот… по финансам, вроде бухгалтера, проверяет налоги. А у Паши давление, и хуже видеть стал. Я ему и сказала: хватит, Паша, пора и честь знать. Вон, дом разваливается, сад тоже, хозяйская рука везде нужна, а ты все в разъездах, света белого не видишь. Он на меня руками замахал, кричит, да я ж без работы не могу! Лучше сразу в могилу! Тут у нас на счастье внучка родилась, дочка почти сразу на работу пошла, а Леночку к нам. Ну, Паша и смирился. Очень ее любил… Как фамилия, ты сказал? Руданский? Нет, не помню такого, уж извини…
«Экскалибур» можно было вычеркивать и не гадать на кофейной гуще, нашел Данилюк Руданского-младшего или не нашел. Если Валентина Волох вышла замуж и выехала из Зареченска в неизвестном направлении, то вряд ли. Тем более никто не знает фамилии нового мужа. Придется поднимать архивы строительной организации, которая ставила в Зареченске консервный завод, искать тех, кто там работал и, возможно, помнит, кто женился на местной. А с другой стороны, вполне вероятно, что именно это и проделал бывший участковый.
Но, но, но… можно попробовать зайти с другой стороны. По дороге из Посадовки проклюнулась у Шибаева некая мысль… Только нужно хорошенько продумать, как повести игру. Не последнюю роль в задуманном играл покойный Руданский, вернее, его характер, который Шибаев уже представлял себе в достаточной мере.
А уж если случится облом, то пойдем по архивам, ничего не поделаешь.
Недолго думая, он свернул в сторону дома. Алик на работе, никто не будет задавать дурацкие вопросы и лезть в душу. Заодно перекусим и примем душ. И наметим план действий…
Он отоварился в «Магнолии», выстояв недлинную очередь. Вино, конфеты, апельсины – и с красивым пакетом зашел в цветочную лавку. Постоял, рассматривая цветы, поколебавшись, указал девушке на пышные бледно-розовые цветки. Не знаю, как называются, сказал, мне эти. Азалии, ответила девушка. Сунув руку в карман, он обнаружил там листок с адресом и телефоном Тины, нацарапанным горничной Светой. Сложив цветы и пакет на пассажирском сиденье, Шибаев задумался. Он сказал Алику, что Тина его не интересует. Видела она привидение, не видела – не его дело. Кто там кому являлся… Это даже не смешно. Тина принимала по ночам коньяк, с пьяных глаз и не такое привидится. А то, что она так внезапно исчезла, ни о чем не говорит. Да и что значит «исчезла»? Не исчезла, а ушла по-английски, не попрощавшись. Она не любила домашних Ады Романовны, и они платили ей тем же. Потому и не попрощалась. Тем более если прихватила деньжата. Со Светой – другое дело, они подружилась, и уход втихаря не совсем понятен. Спешила? На похороны Ады Романовны она не пришла – почему? В досаде, что осталась без обещанных денег? Кстати, о деньжатах из спальни покойной тоже неясно – то ли пропали, то ли нет. Если Тина украла их, то понятно, почему сбежала. И опять-таки это не его, Шибаева, дело. Вика доложила Андрею, вот пусть у него голова и болит. Все верно, но если связать шаги в коридоре с тем, что Ада Романовна умерла внезапно, да еще с музыкальной шкатулкой, которая вдруг включалась по ночам, то очень похоже, что кому-то понадобилось пугать старую смертельно больную женщину. В чем смысл?
Он взглянул на часы – семь. На разговор с Тиной достаточно часа, а потом сразу к Яне. Сказано – сделано. Он развернулся и поехал на северо-запад, к Марьиной Роще, поблизости от которой, в Третьем Новозаводском переулке, проживала Тина. Район был неблагополучный, грязный, закопченный, с ремонтными мастерскими и вонючей кожевенной фабрикой, сбрасывающей нечистые воды в захудалый илистый ручей на задворках.
Мысленно он выстраивал очередность вопросов, хотя какая там очередность! Вопросов всего три. Первый: кто, по ее мнению, ходил в коридоре; второй: взяла ли она деньги; и третий: почему она не пришла на похороны. Третий не суть важен, но ему было по-человечески интересно. Да, собственно, и второй тоже. И не признается она, даже если взяла. Ему пришло в голову, что девушка может отказаться от разговора, хотя вряд ли – ей нужно оправдаться и выговориться.
Он с трудом нашел Третий Новозаводский переулок. Дом под нужным номером оказался унылой пятиэтажкой. Код на входной двери был вырван с мясом. Он вошел в полутемный подъезд и невольно задержал дыхание. Дверь за спиной с громким стуком захлопнулась, и он почувствовал себя в мышеловке. Стал подниматься по лестнице, стараясь не касаться стен. Квартира восемь находилась на третьем этаже. Дом звучал. Из-под каждой двери неслись звуки пальбы, крики перебранок, разухабистая музыка. Он позвонил. Снова. И снова. После третьего раза спросили:
– Радик, ты?
– Я ищу Тину, – сказал Шибаев. – Она дома?
За дверью молчали.
– Тина, откройте, нам нужно поговорить.
– Это не Тина, – ответила женщина. – Зачем вам Тина?
– Позовите, пожалуйста, Тину.
– Ее нет.
– Она сама дала этот адрес! Где она?
Дверь приоткрылась.
– А вы кто? Вы ее знакомый?
– Почти. Я знакомый ее подруги Светы.
– Которая у старухи служит? Тина рассказывала.
Внизу хлопнула дверь, забу́хали громкие голоса и шаги.
– Заходите! – решилась девушка. – Быстрее!
Шибаев вошел. Она захлопнула дверь. Через минуту в дверь застучали кулаком, потом ногами. Раздался рев: «Зойка, открой!»
– Пошли! – прошептала она.
Шибаев последовал за ней, стараясь ступать бесшумно. В дверь продолжали ломиться.
– А если выломают? – прошептал Шибаев ей в спину.
– Нет, сейчас выйдет Алик и всех разгонит. Это Вовик с дружбанами, приходит, как напьется.
– Вы Зоя?
– Нет, Зоя выехала еще в прошлом году. Вышла замуж и выехала. Это ее квартира. Она ее мне оставила, говорит, может, вернусь, если не получится. Она с Вовиком раньше жила. Он вообще псих и бычара. Ну ничего, сейчас Алик ему мозги вправит.
– Кто такой Алик?
– Сосед, кузнецом на инструментальном работает. Осетин вроде. Хороший парень, добрый, но когда заведется, мама, туши свет! Он когда-то борьбой занимался. Его все у нас боятся.
С лестничной площадки долетали уже не крики, а рев.
– Алик вышел! – прошептала девушка. – Сейчас он им врежет. Вы садитесь, вот сюда, – она махнула рукой на кушетку со свернутой постелью. – Кофе хотите?