– «Зацелую до смерти»? – наморщил лоб Алик. – Что-то знакомое! Сейчас, сейчас…
– Там не про смерть, там «Зацелую допьяна, изомну как цвет», – сказала Яна, порозовев.
– Точно! «Зацелую допьяна, изомну как цвет, хмельному от радости пересуду нет»! – Голос у Алика дрогнул, он также вспыхнул и, к изумлению Шибаева, метнул взгляд на Яну. – Это Есенин! Передашь капитану, что это стихи Есенина. Надо же! – Он фыркнул. – Ему всюду смерть мерещится.
– Профессия такая, – буркнул Шибаев и подумал: «Допьяна он зацелует! Ну, погоди, Дрючин!»
– А как вы пересеклись? Это из-за Яны?
– Случайно. Тебе привет, кстати. Астахов так и сказал: «Большой привет адвокату Дрючину!»
– Спасибо! Он что, разводится?
– По-моему, он неженат.
– Иногда внебрачные связи крепче брачных уз, – многозначительно произнес Алик. – И развязаться намного труднее.
Шибаев понял, что адвокат намекает на Жанну, и желание выставить Алика из палаты усилилось. Выставить и от души наподдать. Ситуация определялась вполне дурацкая: неужели соперники?
– А с чего его вдруг на стихи потянуло? – продолжал Алик, не чуя худого.
– Настроение накатило, должно быть.
– Знаете, Яночка, капитан Астахов – самый твердолобый, хитрый и цепкий мент во всем городе, – принялся снисходительно объяснять Алик. – И кличка у него Коля-буль, в честь его любимой собаки Клары. Зверь, а не собака. Они оба… так сказать, с норовом. Все эти оперативники, с позволения сказать, несколько твердолобы… И вдруг – на тебе, любовные стихи! – Он гадко захихикал. – А я тут, Яночка, новое интересное суеверие в интернете нарыл…
И Алик принялся рассказывать о нарытом суеверии. Он раскраснелся и не сводил с девушки взгляда, а в голосе его появились «танцующие» модуляции.
«Твердолобы»? Это кто, интересно, твердолобый? Ну, Дрючин, договоришься ты у меня, обиделся Шибаев. Он представил себе Алика в виде нахального павлина, трясущего хвостом, с выпученными глазами на дурной маленькой головенке, и спросил себя: а не ревность ли это? Мысль была сама по себе абсурдна! Ревновать к Алику… Даже не смешно. Принесла же нелегкая… на помеле, не иначе! Он переводил взгляд с оживленного лица девушки на нахальную рожу размахивающего руками адвоката и мысленно загибал пальцы: раз! Два! Три! Ну, Дрючин, погоди! И настроение у него стремительно сползало вниз…
Здесь воспоминаний стая,
Добрых и плохих,
Здесь и призраков хватает,
И еще живых…
Марк Шехтман. Титаник
Шибаев шел из больницы… Они ушли вместе, вернее, их попросили уйти – мертвый час, а они шумят. На улице Алик, не глядя ему в глаза, торопливо попрощался и сбежал, сделав вид, что страшно спешит на встречу с клиентом. А Шибаев, не торопясь, направился в «Детинец» выпить кофе и скоротать пару часов до шести вечера. В шесть заканчивался рабочий день у Жанны, и Шибаев хотел задать ей пару вопросов. Ему не хотелось ее видеть, но тянуть дальше не имело смысла. Поговорить с ней все равно придется. И задать вопросы тоже придется.
Он отхлебывал кофе и чертил на салфетке кривые геометрические фигуры. Поиски Руданского-младшего продвигались в русле, еще пару дней, если повезет, и можно отчитаться о проделанной работе и получить заслуженный гонорар. Если отделить от последних событий линию пропавшего сына, то все путем, вопросов нет. А если не отделять, то вопросы появлялись.
Внезапная смерть Ады Романовны – раз. Скрип паркета в коридоре ночью, музыкальная шкатулка, которая вдруг включалась, свежие царапины на механизме. Убийство Тины Баулиной – два. Тины, которая верила или не верила в привидения. Скорее, не верила, так как выскакивала и пыталась поймать. Правда, после бутылки коньяку. Кто, спрашивается, в здравом уме и трезвой памяти будет ловить по ночам привидение? Наоборот, еще и двери запрут, и с головой под одеяло залезут.
Неизвестный в доме, который спустил с лестницы его, Шибаева, – три. Сюда можно добавить необычную болтливость обычно смурного капитана Астахова с фирменным неприятным взглядом, который, неизвестно с какого перепуга, взял и сообщил ему, Шибаеву, что убийца Тины задержан. Оставив того в приятном недоумении.
А неожиданное признание Богданова, что он и Руданский много лет обирали Аду Романовну? Четыре и пять. Пять вопросов. Навскидку. Если покопаться, вылезут и другие. Правда, если не соваться в теорию заговора, как говорит Дрючин… Тьфу! Ну, Дрючин, погоди! Шибаев с силой ткнул ручкой в салфетку и проделал в ней дырку. Если не соваться в теорию заговора, на все вопросы можно найти ответы, просто надо быть проще и не искать приключений себе на… пятую точку.
Например.
Вопрос: царапины на барабане музыкальной шкатулки? Ответ: Ада Романовна пыталась запустить механизм, ковырялась там ножницами… Вспомнила мужа, и накатило настроение. Может такое быть? Вполне.
Вопрос: а ее внезапная смерть? Ответ: не было внезапной смерти. Ада Романовна умирала… Месяцем раньше, месяцем позже – не суть. Никто не стал бы брать грех на душу, не имеет смысла.
Вопрос: как насчет убийства Тины? Оно тут каким боком? Ответ: никаким. Случайность. Девушка вела опасный образ жизни, водилась с бездельниками всех мастей, кроме того, пила. А привидений не бывает.
И так далее, и тому подобное.
Тут скорее интересен главный вопрос: стоит ли ему, Шибаеву, туда соваться? Искать черную кошку в темной комнате… или как там говорят умные люди? У него есть задача, он ее успешно решает, и какого черта нарушать баланс?
В начале седьмого он подошел к дому Жанны. Окна ее квартиры уже светились. Он постоял, рассматривая розовые пятна света и пытаясь уговорить себя, что должен увидеться с Жанной и узнать, что она задумала. Жанна – девушка горячая, она и нож в сумке носила, и обидчика выслеживала… С нее станется. Что именно станется, Шибаев точно не знал, но чувствовал, что должен вывести ее из игры. Они были близки, встречались, строили планы на будущее… А теперь все. Амба. Как в море корабли. И нечего звонить, подстерегать под домом, звать и плакать… Тут ему пришло в голову, что подстерегает под домом как раз он, а не Жанна. Шибаев зло сплюнул и направился к подъезду.
Он чувствовал, что Жанна рассматривает его в глазок, и вспоминал, как полтора года назад, приплясывая от нетерпения, давил на звонок, и она торопливо пробегала по коридору и распахивала дверь. В черном кружевном халатике, босая… Он влетал внутрь, совал под тумбочку сумку из «Магнолии» с ананасом, коньяком и конфетами, хватал ее на руки… Жанна смеялась, обнимала его за шею, дрыгала ногами, он впивался в ее смеющийся рот и, уворачиваясь от стен и мебели, мчался в спальню…
Господи, как он ее хотел! Голова шла кругом, в глазах меркло, и стучало в висках… Еще на лестнице… Да что там на лестнице! Даже при виде ее окон…