Сейчас он стоял под ее дверью, хмурый, недовольный, прикидывая, что и как сказать и как отвечать на ее вопросы. Дурацкая ситуация. Так проходит слава земная, как любит говорить эрудированный Алик. Так проходит все. Любовь, интерес, страсть… Почему, по-актерски вопрошает Алик, мня себя на сцене. Куда она девается, химия эта? Ведь выпадает же кому-то счастье – любовь до гроба, качает головой Алик. Брехня, отвечает Шибаев, не бывает до гроба. У тебя вон галстук каждый день новый и костюмчик, а тут до гроба! Как ты можешь, кричит Алик, вздымая руки к потолку. То галстук, а то любовь! А чего же ты тогда всю дорогу женишься? Я шут, я циркач, говорит позер Алик, я неудачник в любви. А вообще, как говорили древние, вариацио делектат [4] . Что в переводе значит: разнообразие радует. Вот видишь, даже древние понимали, говорит Шибаев. Ты циник! – заявляет Алик. А ты многоженец, парирует Шибаев.
В один прекрасный день Жанна сказала ему, что возвращается к мужу. Как же, как же… Одного круга, да и одиннадцать лет брака коту под хвост не кинешь. Ах, такая пара – все восхищались, так много общего, как сказала ее мама, попросив оставить дочку в покое. Короче, «в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань…». Жанна тогда уверяла, что никогда не простит измены мужа, ни за что на свете, лучше смерть, а в один прекрасный день сказала ему, Шибаеву…
Дверь распахнулась, и Жанна уставилась на Шибаева своими выпуклыми зеленоватыми глазами. Жабьими…
«У нее жабьи глаза, – сказал однажды Алик. – Никогда не думал, что это может быть красиво…»
На долгий миг они сцепились взглядами. Потом Жанна молча посторонилась, и Шибаев также молча вошел.
Он уселся на «свое» место – в угол дивана. Раньше он подгребал под себя подушки, располагаясь как дома, а она звенела на кухне чашками – готовила бутерброды и кофе…
Жанна опустилась в кресло напротив.
Шибаев не придумал ничего лучшего, как спросить:
– Как живешь?
– Нормально, – пожала плечами Жанна. – А ты?
– Нормально.
– Ты с кем-то встречаешься? – пошла она в атаку.
– Да. Ты же знаешь.
– Знаю. Мне позвонил Алик… Это серьезно?
Алик?! Такой подлости от сожителя Шибаев не ожидал и на миг растерялся. Ну, Дрючин, предательская твоя морда, погоди!
– Это серьезно, – сказал он после паузы. – Жанна, зачем тебе это?
– Что именно?
– Подглядывать, выслеживать… Зачем? Ты сильная, умная…
– Ага, я сильная, она слабая, и без тебя ей никак, да? – В ее голосе зазвенели близкие слезы. – Ты это хочешь сказать?
– У тебя есть муж! – Шибаев стал терять терпение.
– Я ушла от мужа к тебе, забыл?
– Ты ушла от мужа? Насколько я помню, это он ушел от тебя. А ко мне ты пришла, потому что тебе понадобилась помощь. «Как пришла, так и ушла», – хотел добавить он, но решил не усугублять.
– Я могла вернуться к нему, если бы не ты! – выкрикнула Жанна.
Логика, однако.
– Ты и вернулась, о чем сообщила мне полгода назад, помнишь?
– Если бы я вернулась к нему раньше, у нас бы получилось!
– Если бы… Сейчас все, Жанна. Все! Не мучай ни себя, ни меня. Переступи и иди дальше.
Шибаев не узнавал себя: больше всего ему хотелось схватить ее за руку, причинить боль, сказать: «Если ты посмеешь еще хоть раз к ней подойти… имей в виду!» Но он понимал, что лучше действовать миром. Она раздражала его своей дурацкой вывернутой логикой, и в то же время ему было ее жаль. И еще поднималось чувство скуки и ненужности… Вот уж воистину так проходит слава земная! Жанна теперешняя ничуть не напоминала Жанну прежнюю, ту, которую он знал, – жесткую, решительную, не умеющую прогибаться и просить… Сейчас перед ним сидела вздорная женщина, настроенная на скандал.
– Что ты в ней нашел? Она же не в твоем вкусе! Никакая! И ущербная! Никогда не знала, что тебе нравятся калеки! Извращенец!
Она сумела больно ударить и слова подобрала сильные.
Он поднялся с дивана, шагнул к ней, схватил за руку и сжал. Жанна попыталась вырваться и вскрикнула:
– Пусти! Больно!
– Если ты еще раз мне попадешься… убью! – произнес он, чеканя слог. Лицо его стало страшным. Отшвырнув прочь ее руку, он шагнул из гостиной.
Вот и все. История любви…
…Шел дождь; потоки ледяной воды низвергались с темных небес. Он поднял воротник и сунул руки в карманы плаща. Двигался вперед, едва сознавая, куда идет, не видя ничего вокруг, лишь мельком воспринимая бесконечную разноцветную реку автомобильных огней. В глубине сознания он понимал, что его бешенство, слегка наигранное и пафосное, не что иное, как щит, заслоняющий от страшной мысли, что Жанна могла пойти на убийство…
В самом безрадостном настроении добрался Шибаев до родного дома. Еще и вымок изрядно. Алика не было, и Шибаев понял, что адвокат сегодня не придет. Он почувствовал себя брошенным и преданным. Сбросив мокрый плащ, распялил его на вешалке и в одних носках пошел на кухню. Кухня была пуста. На столе дремал Шпана. Шибаев щелкнул по твердой кошачьей башке, кот и ухом не повел. Шибаев достал из холодильника бутылку водки, налил полную чашку, залпом выпил. Часы – жестяная кукушка – плоско и хрипло прокуковали раз, другой, третий… Десять.
Он упал на табурет и задумался. Мелькнула невнятная мысль, что неплохо бы заесть водку каким-нибудь куском, но подниматься было лень. Он налил вторую дозу, выпил. В голове зашумело, буфет потерял четкие очертания и слегка покачнулся. Шибаев представил, как он падает и вся посуда с грохотом обрушивается на пол, и рассмеялся. Шпана открыл один глаз и внимательно посмотрел на хозяина.
– Чего смотришь? – спросил Шибаев. – Не узнал? Жрать хочешь?
Он поднялся, подошел к холодильнику, дернул дверцу. Шпана сипло мяукнул и спрыгнул со стола. Ткнулся головой в колено Шибаеву. Тот развернул пакет с сосисками, оторвал одну, протянул Шпане. Кот прижал уши, вцепился в сосиску зубами и заурчал.
– Шпана и есть шпана, – глубокомысленно заметил Шибаев. – Молоко будешь?
Он налил в кошачью миску молока. Добавил себе в чашку водки, отпил. Пить больше не хотелось, и он подумал, что ему не хватает Алика, к которому он, оказывается, привык как к неизбежному злу. Тем более сейчас ему хотелось сказать этому… этому… ботану все, что он о нем думает. Интриган хренов! Ишь ты, чего затеял за его спиной, в морду дать за женщину слабо, так он втихаря, засранец! Ну, Дрючин, погоди! Все тебе припомнится, и больница с розами, и Жанна… Подсуетился, надо же! Ему, Шибаеву, и в голову бы не пришло, что адвокат способен на такую подлянку! Он вдруг рассмеялся, вспомнив шкодливую рожу адвоката при виде его, Шибаева… Как он забегал глазками, как чуть ли не сунул цветочки за спину…