– Ты псих, – грустно констатировала я. Правда, очень милый псих.
– Как обидно, – Дэвид сложил ножик и убрал в карман, – слышать такое от девочки, которая спускает ужины в унитаз и прыгает на незнакомцев с пистолетами.
Я сначала даже не поняла, а потом рассмеялась. Нет, это действительно было очень забавно.
Дэвид тоже рассмеялся. Итак, мы стояли и хохотали, как вдруг зашел охранник и озабоченно сказал:
– Дэвид, тебя зовет отец.
Я снова расхохоталась. Нет, опять я попалась! А еще этот подоконник и пустые тарелки из–под гамбургеров!
Мы поспешили обратно в столовую – кого–кого, а президента США нехорошо заставлять ждать. Оказалось, ждал нас не он один. Как только мы с Дэвидом зашли в комнату, все зааплодировали.
Я не могла понять, почему. Может, потому, что мы наконец–то вернулись из туалета (если только Карл, подавая шоколадный мусс, не рассказал им про бургеры)?
Оказалось, хлопали по другому поводу. Мама встала, крепко обняла меня и воскликнула:
– Малышка, ты даже не представляешь себе, что произошло! Президент назначил тебя послом ООН!
И я почувствовала, что бургер может не удержаться в моем желудке.
– Ну, рассказывай! – в тысячный раз приказала мне Люси.
– Нечего рассказывать. Отстань.
– Что, и спросить нельзя? Хотя, если вы там занимались чем–то, чем не должны были…
Конечно, занимались, но не тем, о чем думала Люси. Я всего лишь ела гамбургеры… и мое имя было вырезано на подоконнике… сыном президента.
– Знаешь, вы выглядели так… – Она запнулась и стала изучать в зеркале заднего вида свои губы. Сегодня Люси потратила на макияж в два раза больше времени, чем обычно: мы ехали в школу впервые после инцидента с покушением, и нас, конечно, должны были фотографировать.
Что, собственно, и случилось. За те две минуты, что мы шли к машине, репортеры сделали, наверное, тысячу снимков. (Секретные службы настояли на том, чтобы какое–то время Тереза сама отвозила меня и Люси.)
– Подозрительно, – закончила моя неуемная сестрица, захлопнув пудреницу. – Правда, Тереза?
Терезе было не до этого. Она так измучилась от постоянных вспышек камер, что лишь пробормотала по–испански несколько, по–видимому, очень бранных слов.
– Да, подозрительно! – повторила Люси. – Даже слишком.
– Господи, да что подозрительного? Мы встретились по дороге из туалета. Все.
– Я заметила притяжение, – важно произнесла Ребекка с переднего сиденья.
Мы с Люси ошарашенно уставились на нее.
– Что ты заметила?!
– Притяжение, – повторила Ребекка. – Между Сэм и Дэвидом.
Я не знала, что сказать. Вообще–то, я влюблена в Джека, но этого, конечно, говорить не стоило.
– Не было никакого притяжения. Боже, откуда ты взяла это слово?
– Ну, – как–то неожиданно робко ответила Ребекка, – я взяла у Люси почитать любовный роман, чтобы развивать свои социальные навыки. Но между тобой и Дэвидом правда было притяжение!
Сколько я ни отрицала факт пресловутого притяжения, Люси и Ребекка стояли на своем. Я, кстати, вообще сомневаюсь в том, что такие эфемерные вещи, как влечение одного человека к другому, можно заметить.
Дэвид, конечно, очень милый, но мое сердце навеки отдано Джеку Райдеру, который меня (увы!) не любит, Сейчас не любит. Я буду терпеливо ждать, пока у него не откроются глаза. Кроме того, я не нравлюсь Дэвиду: он просто благодарен мне за то, что я спасла его отца. Вот и все. Слышали бы Люси с Ребеккой, как он издевался надо мной из–за этого пресловутого ананаса!
Однако не только сестры, но все население Соединенных Штатов вознамерилось, казалось, превратить мою жизнь в ад: журналисты, представители разных компаний, продающих газировку, одноклассники. И даже президент США.
– А чем должен заниматься посол ООН? – спросила меня Катрина. Мы стояли в очереди за школьным обедом – это повторялось изо дня в день уже много лет, за исключением времени каникул и того года, что я провела в Марокко.
Но сегодня, на удивление, все расступились и косились на меня, переговариваясь шепотом. Одна девочка отважилась подойти и спросить, можно ли ей потрогать мой гипс.
Да, не очень–то приятно быть национальным героем. Я сделала все, чтобы отстоять независимость и право на индивидуальность: отказалась вставать на час раньше и мыть голову лошадиным шампунем, напялила свои привычные траурные шмотки и не стала причесываться.
И все–таки ко мне стали относиться по–другому. Даже учителя отпускали шуточки вроде: «Те, кто вчера не ужинал в Белом доме, наверное, смотрели репортаж о событиях в Йемене» или «Если вы не сломали руку, спасая жизнь президента, откройте учебник на странице двести шестьдесят пять».
Даже в столовой, когда подошла моя очередь, буфетчица, миссис Креббетс, заговорщически мне подмигнула и со словами «Бери, детка» положила лишний кусок арахисового пудинга.
За всю историю существования колледжа Джона Адамса миссис Креббетс никому не давала вторую порцию арахисового пудинга. Буфетчицу все боялись: если ее рассердить, она могла вообще лишить тебя пудинга на год.
И вот она дает мне вторую порцию. Нет, мир определенно сошел с ума.
– Нет, но тебе же придется что–то делать! – настаивала Катрина, придя в себя после почти фантастического появления еще одного куска пудинга. Мы сели за стол к своей привычной компании – таких же изгоев высшего школьного общества, преимущественно девочек из театральной студии. Я единственная занималась живописью, но все мы хотели поскорее окончить школу и начать делать то, что нам действительно интересно.
– Не отвлекайся! – приказала Катрина. – Что там с ООН? Какой–нибудь комитет по делам подростков?
– Кэт, я не знаю. Президент сказал, что я буду представителем США. Наверное, есть представители и других стран. Эй, кто–нибудь хочет еще пудинга?
Никто не отозвался: все с изумлением наблюдали, как Люси и Джек подходят к нашему столу.
– Привет! – небрежно бросила Люси, будто она каждый день обедала вместе со мной и моими единомышленниками.
– Откуда у тебя пудинг? – поинтересовался Джек.
Оказалось, не только Люси и Джек мечтали сесть за наш стол – к ним присоединилась половина футбольной команды и девочки из группы поддержки. Катрина была напугана и не знала, как себя вести. Еще бы, лебединая стая вдруг заплыла на затянутый ряской пруд к уткам. Мы, неудачники, не знали, что делать при такой высокой концентрации красоты талантов.
– Ты зачем приперлась? – прошипела я Люси,
Та пожала плечами, потягивая диетическую колу.
– Ты к нам не идешь, вот мы и решили прийти сами.