И в самом деле, она слишком устала, чтобы продолжать спорить.

Глава 27

Берк спал. Но во сне что-то давило ему на грудь, и он проснулся, и когда открыл глаза, чтобы посмотреть, что это, увидел Кейт. Она во сне легла на него, и теперь ее щека покоилась у его сердца, а волосы рассыпались у него по плечам и сияли словно золото. Одна прядь щекотала ему шею под подбородком.

С трудом он понял, что вряд ли это сон, потому что они были не в его огромной спальне на Парк-лейн, а в маленькой комнатке с низким потолком в придорожной гостинице рядом с какой-то неприметной деревней, и он слышал, как внизу жена хозяина гремит посудой. За маленьким окном брезжил рассвет — по крайней мере он решил, что это так. Было трудно что-либо разобрать из-за густого тумана, который наползал на деревушку. Дождь прекратился еще ночью, но снаружи была сплошная темень, и казалось, что там холодно. Настоящая осень. «Что ж, — подумал он, — есть уважительная причина не вылезать из-под одеяла».

И все же они не могли оставаться в кровати. Потому что нужно было думать об Изабель. Об Изабель, которая с каждой минутой уходит все дальше и дальше от него.

И все же…

И все же Изабель вряд ли куда-нибудь денется так рано этим туманным утром. А он наконец здесь, рядом с Кейт. И едва ли он в скором времени соберется куда-то идти.

Ее красота до сих пор переполняла удивлением его душу. О, это была не та традиционная красота, как, скажем, у Сары Вудхарт. За исключением огромных серых глаз, все в лице Кейт было слишком маленьким, чтобы соответствовать классическим понятиям красоты. И волосы у нее были недостаточно светлыми, чтобы она считалась блондинкой, недостаточно темными, чтобы она была брюнеткой, а какими-то средними — их цвет было невозможно определить. И сама она была маленькой, почти такой маленькой, что ее можно было просто не заметить, хрупкой и недостаточно широкой в бедрах и груди, чтобы по нынешним понятиям, принятым в высшем свете, считаться красивой.

И тем не менее.

И тем не менее ее кожа была безупречная, гладкая, как атлас, и белая, как весенний цветок. Талия у Кейт была такой тонкой, что он мог обхватить ее ладонями, и пальцы при этом встретятся на полпути. А ноги ее, длинные и стройные, сужались к очаровательной формы коленям, а ступни были очень изящной формы. Между ног находилось такое нежное и тесное золотистое гнездышко, что ему не хотелось его покидать.

Но это не все, конечно. Еще были ее руки, такие маленькие, что полностью скрывались в его ладонях. У нее были изящные руки пианистки. Ее пальчики, которые прошлой ночью танцевали по его телу, чуть не довели его до безумия. И конечно же, губы. Он обвел их пальцем, а она продолжала мирно спать у него на груди. Ему было приятно ощушать на себе ее вес, мягкость ее груди, прижимавшейся к его телу.

Судя по всему, ему было более чем приятно — он почувствовал, как его плоть начала напрягаться под простыней, которая прикрывала его лишь до пояса. Вскоре простыня приняла форму шатра, а его мужское естество играло в нем роль центрального столба, и ему пришло в голову, что в отличие от любого другого утра, когда он просыпался с неутоленным желанием, сейчас он знал, что с этим делать.

И он сделал, что хотел. Только вместо того, чтобы перевернуть Кейт и войти в нее, как он сначала собирался сделать, у него возникла другая мысль. Он без труда приподнял ее и посадил на себя Это, конечно, разбудило Кейт, и она сонно подняла голову с его плеча и прищурилась от сумрачного утреннего света.

— Что? — не сразу поняла она.

Вместо ответа он положил руки ей на бедра и медленно скользнул в нее. Ее гнездышко было еще влажным с прошлой ночи, поэтому он знал, что не сделает ей больно. И все же ее глаза широко распахнулись, когда она почувствовала его в себе, и она шумно втянула в себя воздух.

— Что ты делаешь? — задыхаясь, шепнула она.

Берк показал, что он делает, приподняв ее за бедра и подвинув немного вперед, а затем вновь опустив на себя. Сам он оставался при этом неподвижным. Она вновь сделала глубокий вдох… но на этот раз по другой причине. Она попробовала двигаться так, как он ей показал, и в награду услышала стон, который сорвался с его губ. Этот стон она ощутила нежной кожей бедер, охватывающих его талию. Он застонал не столько от изумительного ощущения ее, двигавшейся вверх и вниз вдоль его плоти, пеленая его своим жаром, сколько от ее вида, когда она восседала на нем, откинув волосы назад, так что они образовали роскошную накидку у нее за спиной. Ее соски задорно смотрели в потолок. Ему хотелось дотянуться до них и ласкать ладонями, но они были заняты тем, что держали ее бедра. Но вдруг Берк понял, что не может больше спокойно лежать под ней, и, резко приподнявшись, с такой силой вошел в Кейт, что, как ему показалось, чуть не разорвал ее надвое.

Однако Кейт была упругой и двигалась вместе с ним, толчок за толчком, откидывая голову назад и восторгаясь бесчисленности способов, которыми ее нежное гнездышко принимало в себя его твердую плоть, все время заставляя ее ощущать что-то невероятное, что-то, что ей до сих пор не приходилось ощущать.

А затем она соскальзывала с него — соскальзывала в водоворот, закручивавший ее чувства между наслаждением и болью, и она потянулась к нему, слепо хватая его за руку, за плечо, за что-нибудь, что могло бы помочь ей удержаться на краю еще хоть одно мгновение… Но было слишком поздно. Она сорвалась, ее спина выгнулась, голова упала назад, волосы закрыли его колени.

И Берк, лежа под ней, видел все это, видел, как восторг захватывал все ее существо, проявившись в том, что ее губы приоткрылись и из них вырвался тихий, беспомощный крик… И он тут же последовал за ней. Все его тело от головы до согнутых в коленях ног содрогнулось, и он успел подумать, что вот-вот утопит ее в своем семени.

Придя в себя, Кейт увидела, что лежит на груди у Берка. Она подняла голову и, посмотрев на его улыбающееся лицо, обнаружила, что ее волосы окутывают их обоих, как мягкий шелковистый полог. Она потянулась, чтобы отбросить их, но Берк поймал ее руку.

— Не нужно. Мне так нравится.

И тогда ей пришлось его поцеловать. А что еще она могла сделать?

* * *

Когда он вновь появился в их комнате через полчаса, успев за это время переговорить с кучером о состоянии дорог, Кейт не успела подготовиться к тому, что ее настроение так быстро переменится. Причина заключалась том, что только что ей было ужасно плохо — настолько плохо, насколько может быть плохо человеку, у которого в желудке не осталось ничего после того, как его несколько раз подряд вырвало. Берк, обнаруживший ее там, где оставил, лишь спросил, как сделал бы всякий другой на его месте:

— Кейт? Ты не встаешь?

— Уходи, — это все, что она была способна сказать в данную минуту.

Он продолжал, однако, стоять и выглядел чересчур здоровым и отдохнувшим, в то время как она боялась пошевелиться, чтобы не вызвать нового приступа тошноты.