Он знал наизусть все то, что она может сказать в ответ на его попытку каким-то образом остановить ее, запретить заниматься опасным делом, помешать поехать туда, куда тянули нити расследования, и, что самое главное, виновником такой непростой ситуации он считал в первую очередь себя. А потому и ответственность за все, что происходило с Ритой, лежала на нем.
Марк лежал и представлял себе, как в ресторане «Европа», скорее всего в большом зале, собралась довольно-таки странная компания. Пьяный Леня Охрименко, играющий роль наблюдателя, а потому возомнивший себя главной персоной на этом необычном ужине. Двойник Веры со своим спутником, скорее всего, Михаилом Нольде. И, наконец, Рита и Мира, охраняющие впавшего в депрессию Толю Концевича. Как будут развиваться события? Попытается ли Анатолий поближе познакомиться с этой женщиной? Напьется ли? И почему там нет его самого, Марка?
В ответ на его немой вопрос послышался характерный звон ключей – вернулась Рита. Прошла в комнату, тихо села на диван и обняла Марка.
– Ох, как я устала. Ноги гудят. Я сегодня целый день на каблуках. Так устала, что даже чулки снять не могу… пошевелиться не могу… Ты был прав, не женское это дело. Хотя и ужасно интересное.
– Ты хочешь, чтобы я помог тебе снять чулки?
– Да… Только они грязные, я имею в виду, забрызганы грязью. У меня и плащ тоже в грязи. Меня проезжающая машина окатила.
– Расскажи, не томи, он видел ее?
– Да. Мы все видели. Сели за соседний столик, который, к счастью, оказался свободным. Охрименко сидел вообще возле сцены, но мы тоже наблюдали за ним. Он сильно выпил и все порывался встать и подойти к нам. Так вот, видела я эту молодую женщину. Ну, что я могу сказать? Красивая, здоровая, уверенная в себе и, главное, спокойная. Ничего и никого не боится, не оглядывается, от резких звуков не вздрагивает, улыбается и кажется вполне счастливой. А ее спутник, Михаил Нольде, как я понимаю, производит впечатление интеллигентного молодого человека по уши влюбленного в нашу «Веру».
– Что Концевич?
– Он сразу, как только увидел ее, сказал: да, это она. И ни капли сомнения. Все ее: и внешность, и движения, и смех… Он весь вечер не сводил с нее глаз, но так и не подошел. Побоялся.
– И что вы намерены теперь делать? Кто попытается выяснить, кто она такая на самом деле?
– Не знаю. Но для Концевича это будет настоящее испытание. Он, мне кажется, сейчас вообще не в себе. Сильно напуган. Говорит, что не понимает, каким образом она осталась жива, но что это она. Я даже опасаюсь за его психику.
– Как вы расстались?
– Мы с Мирой проводили его домой. А эта парочка осталась в ресторане. Охрименко ушел еще раньше. Он едва на ногах стоял.
Марк поднялся, встал на колени перед женой и принялся медленно снимать с нее чулки. Прозрачные, тонкие, они легко скользили по гладкой коже… Марк поцеловал колени Риты.
– Я не хочу, чтобы ты связывалась с этим делом. И с другим тоже. Хочу, чтобы ты принадлежала только мне, чтобы всегда была рядом со мной, чтобы… Рита, ну хочешь, я всегда буду снимать с тебя чулки, надевать их, могу даже заштопать. Я понимаю, ты свободна, но как же я? Я не хочу свободы, я хочу принадлежать тебе… Я люблю тебя. Как видишь, твой муж не слишком красноречив…
– Но твои руки рассказывают мне о любви не хуже тебя. Марк, я понимаю все, что ты чувствуешь. Но и ты пойми меня. Я пытаюсь тебе помочь. Что в этом плохого?
– Да ничего… Давай вторую ногу. Понимаешь, если бы я, к примеру, был ученым, и мы с тобой в лаборатории занимались, скажем, какими-нибудь опытами, оставались вместе и ночами что-то писали, считали, ты помогала бы мне – это понятно, ты бы всегда была рядом. Но ты помогаешь мне таким образом, что я тебя не вижу, я переживаю за тебя и не знаю, что тебе придет в голову в следующую минуту!
– А если бы это ты был художником, а я – следователем прокуратуры, тогда как? Ты бы поставил мне условие – бросить работу? Во благо семьи, любви и т. д?
– Возможно, – искренне признался Марк.
– Но тогда и я, учитывая принцип равенства между мужчиной и женщиной, поставлю тебе условие: или семья, или работа? Что ты выберешь, дорогой Марк?
– Семью, конечно. Но мне будет так жаль расставаться с любимым делом.. Думаешь, мне работа в тягость? Или я иду на нее как на каторгу?
– Но ведь ты сам сколько раз говорил мне, что тебе приходится видеть так много грязи, крови, страшных преступлений, словом, всю изнанку нашей жизни, что ты находишься в постоянном напряжении и страхе за нас с Фабиолой. А ты мужчина и должен относиться ко всему философски. Кто, как не ты, Марк, будет ловить преступников, убийц, тех извергов, которые живут рядом с нами. Тех же самых маньяков, которых и распознать-то не так просто. Кстати, о маньяках…
– Я понял. Ты хотела узнать, был ли три года тому назад в городе маньяк, о котором говорил Анатолий. Да, был, да только его поймали за две недели до смерти Веры Концевич.
– Получается, что ее преследовал все-таки другой человек, если, конечно, на самом деле кто-то был. Марк, я уже и не знаю, кому верить. Но раз Анатолий сам сейчас винит себя и казнит, значит, чувствует, что совершил ошибку и что, возможно, на самом деле Вера погибла по его вине. И кто был этот маньяк?
– Мужчина средних лет, женатый, имел двух детей. С виду, говорят, нормальный человек. Так часто бывает. А потом вдруг крыша поехала. Он, кстати, уже умер на зоне.
– Понятно. Не своей же смертью… Марк, так что делать с этой женщиной, которую мы вчера видели в ресторане?
– По-хорошему, надо бы, чтобы сам Концевич подошел к ней и поговорил… Мало ли… А вдруг на самом деле она сестра Веры и вообще знакома с ним? Приехала в город… Хотя, почему обязательно приехала? Может, она здесь давно жила, просто не попадала в поле зрения тех людей, которые знали Анатолия.
– Марк, подвинься, я тоже хочу немного полежать. Расскажи мне про Ларису Боткину.
– Рита, ты удивляешь меня… неужели тебя не интересую я? Смотри, какой я хороший, ласковый, нежный… – Он обнял ее и поцеловал. – Ладно, расскажу. Двадцать пять лет. Красавица просто. И настолько не подходит, на первый взгляд, Анатолию, что в голову сразу же лезут мысли о том, что она встречалась с ним исключительно ради денег. Понимаешь, Концевич – вдовец. Значит, версия ревности со стороны, скажем, жены отпадает. То есть ее смерть не связана с его личной жизнью. Это грубо говоря. За что ее могли убить? Не так уж и много версий. Убийство с целью ограбления отметается сразу – все деньги и украшения, по словам Концевича, на месте. Может, она была свидетельницей другого преступления – вот это наиболее вероятно. Но меня смущает то обстоятельство, что она отравлена азалептином, тем же самым препаратом, которым три года тому назад был отравлен тот мужчина, которого положили в гроб Веры Концевич. Именно способ убийства и связывает эти два дела, и, следовательно, они могут иметь отношение к Анатолию или Вере… Да и обнаружилось все это почти одновременно: мы вскрыли могилу Веры, и почти сразу же убили Ларису.