В самолете он, к счастью, оказался очень далеко от меня, и я вздохнула с облегчением. Прежде чем начать пить коньяк, я распечатала конверт. В начале листка стояли шесть цифр – это оказался пин-код карточки.
«Это твои деньги, Мэри, – писал Алекс. – Ты имеешь на них полное право. Не буду распространяться, откуда они, просто поверь мне – это твое. И запомни, Мэри, – не стоит тягаться в чем-то с мужчиной. Даже такой женщине, как ты. Ты будешь от этого несчастна – а должна быть счастливой. Я так хочу. Ты оттолкнула меня – так пусть найдется кто-то, кто сможет сделать тебя такой счастливой, как мог бы я. И еще, Мэри. Я бы хотел, чтобы ты забыла Марго. Вычеркни ее из жизни. Тебе сразу станет легче. Алекс».
Я даже не знаю, какое чувство в тот момент оказалось сильнее – горечь от разлуки или злость на «сценариста», как я называла Алекса про себя. Ведь это же он изо всех сил старался управлять нашими жизнями, подчиняя их какому-то лишь ему понятному сценарию. Поняв, что со мной не вышло, он постарался сделать все, чтобы я исчезла. Ну, что ж... Каждая девушка раз в жизни влюбляется не в того мужчину. Буду считать, что я свой лимит исчерпала.
В Москву я прилетела сильно «готовая», кое-как забрала багаж и перешла в другую часть аэропорта, ждать посадки на рейс домой. Села в кафе, заказала крепкий кофе, закурила. У меня не было никакого плана – как жить, что делать. Нужно как-то зарабатывать, чтобы... И тут я вспомнила про карточку. Любопытство взяло верх, и я отправилась, пошатываясь на каблуках, искать банкомат. Сумма на чеке поразила. Сто пятьдесят тысяч в европейской валюте. Ужас... Откуда эти деньги, почему Алекс так безапелляционно утверждал, что они мои? Все-таки он меня обыграл...
Так и не решив, что делать с внезапно свалившимся счастьем, я сунула карточку в сумку и благополучно забыла о ней. До вылета оставалось еще почти пять часов...
– А что вы в Сибири забыли? – домогался попутчик – огромный красномордый мужик в лыжном комбинезоне. Куртку он снял, но, видимо, и пуховые брюки грели так, что никакие литры выпитой минералки не могли потушить пожара.
– Живу я там, – буркнула я, стараясь сделать вид, что поглощена чтением журнала.
– О! Землячка, значит! – обрадовался мужик. – Меня Дима зовут, а тебя?
– А мы сразу на «ты»? – Я прищурилась и скроила надменное лицо.
Он смешался:
– Ну... нет пока... слушай...те, а может, того – на брудершафт? У меня и коньячок имеется. – Он выразительно похлопал по небольшой спортивной сумке, стоявшей под передним креслом.
Ей-богу, в этой стране я пить не брошу...
Мы выпили, и я назвала свое имя. «Мария» – надо же, как отвыкла. Все Мэри да Мэри...
– Слушай, девуля, а ты где живешь-то вообще?
– В N-ске, – отозвалась я, и он расхохотался:
– Это я понял. А конкретно – где?
– В гости напрашиваешься? – механически пошутила я.
– Ну, что сразу так... – чуть обиделся Дима. – Я ж просто... может, соседи – так я подвез бы, у меня машина стоит на приколе в порту. А то холодно, пока доедешь – совсем закоченеешь, да и таксисты дерут безбожно.
– На окраине я живу, в Пекине.
«Пекином» у нас в городе называли самый удаленный от центра район – потому, что там находился огромный китайский рынок и проживало много граждан Китая, приехавших на заработки. Моя квартира находилась там, в одной из шестнадцатиэтажек, и ключи все это время лежали у отца. Значит, сперва мне придется ехать к нему, на противоположный конец города.
– Слушай, а ты меня до улицы Вяземского не докинешь? – попросила я нового знакомого, и тот согласно кивнул:
– Легко. Я на соседней как раз живу.
– На Пражской?
– Нет, на Островной.
– Дима, а ты это... не боишься? Выпил ведь? – Я кивнула на стаканчик в его руке, но мой знакомый захохотал:
– Да мне даже «под мухой» везде зеленый. Я ж зампрокурора города, девуля, – кто ж меня остановит-то?
«Ну, прекрасно – зампрокурора! Вот бы Костя порадовался...»
Дима привез меня прямо к подъезду, где жил мой отец. Предложил подождать, но я отказалась – надеялась, что долгое отсутствие заставит отца поговорить со мной, выслушать. Если он, конечно, трезв...
Я долго звонила и стучала, но никто не открывал. Из распахнувшейся у меня за спиной двери раздался голос:
– Ну и чего молотить? Нету их дома, вчера еще уехали! – Я обернулась и увидела изрядно постаревшую соседку тетю Валю – невысокую, полненькую, розовощекую женщину, всю жизнь проработавшую в регистратуре нашей поликлиники. Узнав меня, она почему-то прикрыла рот пухлой ладошкой и оперлась спиной о косяк: – Мария...
– Здравствуйте, тетя Валя. А где отец-то? На смене?
– Ка... ой, да что ж мы в пороге-то? Ты проходи вот ко мне, намерзлась, поди, морозище-то какой, два дня уже! – зачастила она, как-то подозрительно блестя глазами.
Я вошла в ее маленькую чистую квартирку, в которой – я помнила – всегда пахло яблочным пирогом и клюквенным киселем, сбросила сапоги и шубку и вслед за тетей Валей двинулась в кухню. Такое впечатление, что за эти годы здесь ничего не поменялось – те же красно-белые клетчатые занавески на окне, тот же заставленный горшками с геранью подоконник, те же голубенькие шкафчики гарнитура и выстиранные до белизны посудные тряпки. Тетя Валя была одинока, маниакально чистоплотна и очень хорошо готовила. Я в детстве частенько бывала у нее – отец, уходя на сутки, просил соседку приглядеть за мной.
Она сразу засуетилась, ставя чайник, достала из-под полотенца – я угадала! – яблочный пирог, покрытый толстой «клеткой» из теста, принялась взбивать вилкой в пиалке сметану с сахаром. Но меня что-то смущало в ее хлопотах, что-то напрягало в суетливых движениях, в том, как она прячет глаза, стараясь не смотреть мне в лицо. В голове снова прозвучала ее первая фраза «Нету их дома, вчера еще уехали». «Их»!!! Кого – их? Неужели...
– Тетя Валя, отец... женился? – ввернула я, и из рук соседки прямо на кристально чистый пол упала и со звоном разбилась пиалка, забрызгав все вокруг сметаной и осколками.
Я решительно ничего не понимала. Тетя Валя вдруг как-то осела, ссутулилась, опустилась на табуретку и заплакала:
– Лучше бы женился, Машенька... Нету больше... Юры-то... отца твоего...
– Что?! Как это? – тупо проговорила я, машинально собирая пальцами в складки висевшую со стола скатерть.
– Так... помер он... с полгода как помер-то, может, чуть больше... Квартиру новым жильцам отдали, не успел он...
– Какую квартиру... заче... – Я не могла уложить в голове то, что услышала – отец умер... папа... папка мой...
Пока я маялась дурью сперва рядом с Костей, а потом с Алексом, отец умер в одиночестве. Я сволочь, сволочь, прощения мне не будет...