– Котенок…
– Я же сказала – пошел вон отсюда! Шутить там будешь, за дверью.
Хохол сгреб ее в охапку, отобрал сигарету, бросив в пепельницу, одной рукой зажал Маринины руки и прошипел в лицо:
– Я могу, конечно, уйти, но подумай, с кем останешься, если всех разгонишь!
– Не проблема – замену найти не очень сложно.
– Ну еще бы – только свистни, кобели налетят! – оскалился он, не выпуская Марину из своих железных объятий. – Я б тоже прибежал. Только вот не зовет никто, и вообще по фигу – есть Жека рядом или нет!
– Опять? Ты повторяешься, это надоедает, – насмешливо бросила она, и Хохол совсем выпрягся.
Швырнув ее с размаху на кровать, как куклу, он запер дверь и одним прыжком оказался возле нее, разодрав на груди свою рубаху и принимаясь за Маринин халат, от которого в считаные мгновения остались только клочья.
Она боялась только одного – что он, не удержавшись, ударит по лицу, и тогда пластике придет конец, но поднять на нее руку Хохол так и не смог.
– Сука-а… какая же ты сука, Маринка! – простонал он, выпустив Марину и закрывая лицо замотанными руками. – Почему ты всегда вынуждаешь меня проявлять себя так… по-скотски? Нравится? Разнообразия захотелось, чтоб не повторялся? Получила, довольна?
Коваль молчала, устремив взгляд в потолок. Ничего нового… Кто сильнее, тот и прав. Как будто можно таким образом заставить человека любить себя. Да и кто ее видел, эту самую любовь?
– Что ты молчишь?
– Думаю.
– О чем?
– О том, почему до сих пор с тобой. Почему позволяю тебе делать подобные вещи. Почему просто не могу сейчас выкинуть тебя за дверь и больше никогда не видеть.
Хохол повернулся на бок, подпер кулаком голову и посмотрел на нее внимательно. Марина не реагировала, смотрела в потолок, словно не было занятия важнее.
– Если ты сейчас скажешь, я уйду… – проговорил он тем же сдавленным голосом.
– Если скажу? А сам как думаешь – скажу или нет?
– Думаю, что из принципа ты еще не то можешь сделать, просто чтобы доказать, что ты здесь хозяйка. Чтоб не забывался и место свое знал.
– Ну видишь, и сам все знаешь. Так иди.
Разумеется, он никуда не ушел – все эти слова были не более чем красивой позой, из которой ему снова пришлось встать на четвереньки. Ничего нового.
– Прости меня… Сам не пойму, что вдруг накатило… – Он целовал ее в плечо, обнимая и прижимаясь все сильнее.
– Прекрати, – попросила Марина. – Неужели ты не понимаешь, что я просто не в состоянии сейчас разговаривать?
– Не понимаю… Я уже совсем ничего не понимаю, Маринка… Я так запутался… Помоги мне, котенок…
Она резко села, в упор уставившись на него, и спросила:
– Помочь? А в чем я должна тебе помочь?
– Притворись хотя бы, что я тебе нужен… – тихо сказал Женька, дотрагиваясь рукой до ее руки.
Коваль уронила голову на колени и заплакала, сама не понимая, отчего так раскисла. Было жаль его – Марина видела, что он страдает от бессилия, оттого, что не может заставить ее делать то, что хочет он, говорить то, что он хочет слышать, оттого, что она не дает ему возможности чувствовать себя мужиком рядом с ней.
– Ну что ты, маленькая моя? Не плачь, не надо…
– Женька… Я все понимаю, но не могу – понимаешь, просто не могу быть другой… не умею…
– Да и ладно, ну не плачь – не надо мне другой, пусть такая, какая есть, и не будет уже другой. – Он обнял ее, укутав в одеяло, поднял на руки и заходил по палате, укачивая, словно Егорку. – Ты просто будь со мной, остальное неважно.
– Ты так и не скажешь, где был? – немного успокоившись, спросила Марина, прижимаясь к нему.
– Я решал наши проблемы, котенок, – вздохнул Хохол. – Теперь тебе никуда не надо уезжать, можешь вернуться домой, к сыну.
Коваль удивленно уставилась на него – нет, не шутят такими вещами, не по-человечески это…
– Да, котенок, теперь ты можешь успокоиться и жить так, как привыкла, не прячась и не скрываясь. Носиться на джипе совершенно свободно, по магазинам гулять…
– Женя… только не говори мне… – начала она, и ее рот тут же оказался закрыт поцелуем. Отведя душу, Хохол признался:
– Да, родная, грохнул я его. Просто подкараулил и грохнул из «калаша» в упор, расстрелял тачку и всех, кто в ней был. А когда стал проверять, наглухо ли, подъехала вторая машина… Пришлось поработать, а потом рванула какая-то хрень, все лицо располосовало мне и руки немного обожгло. Еще хорошо, что глаза успел закрыть. Зато теперь ты в безопасности, и клуб твой – тоже.
– Почему не сказал сразу?
– Не хотел, чтобы ты испытывала благодарность. Потому и замутил это все – и скандал, и остальное, – признался он, спрятав лицо у нее на груди. – Сердишься?
– Не то слово! Ты ведь мог погибнуть, не думал об этом? Когда один на машину пер? – Марина вытащила руку из пеленавшего ее одеяла и взяла Женьку за ухо, потрепав, как щенка. – Обо мне не думал?
– Вот как раз о тебе-то я и думал, – улыбнулся он, подчиняясь движению ее руки и мотая головой. – И даже теперь ты меня не поцелуешь?
– Поцелую… – прошептала Коваль, касаясь губами его губ. – Спасибо, родной, ты опять подставился… Менты не наезжали?
– А я что – телефон свой им оставил? – удивился Женька, перехватывая ее поудобнее. – Может, спать пойдем? Что-то я устал сегодня.
– Ложись, я посижу пока.
Хохол поставил ее на ноги, скинул с кровати обрывки халата и лег, растянувшись всем телом и закинув за голову перевязанные руки. Марина набросила на себя майку и спортивные брюки и села рядом. Он смотрел на нее, улыбаясь, и Коваль видела, что ему стало легче оттого, что он рассказал все. И дело было вовсе не в том, что она испытывала благодарность, – да, разумеется, но все же не это ему было важно. Что-то другое – факт, что он сам, без ее ведома, справился с ситуацией и защитил свою женщину от посягательств.
– Женька, я прошу тебя, если ты хоть немного меня любишь… не делай больше ничего, не посоветовавшись со мной. – Марина уперлась подбородком в его грудь и посмотрела в глаза. – Ты нужен мне живой и здоровый, я ведь не справлюсь одна…
– Скажи это еще раз, – закрыв глаза, попросил он.
– Я тебя люблю, родной…
– И ты в это веришь, Коваль?
– Сама удивляюсь…
В милицию Хохла все же дернули, но Марина предусмотрела этот вариант и подстраховала любовника, попросив Валерку подтвердить, что в то время, когда неизвестные расстреляли машину Кадета, Хохол находился рядом с ней в отделении, так как ей неожиданно стало хуже после операции. За полторушку «зелени» Валера Кулик с честными глазами подтвердил все, что Марина просила, и Хохла отпустили, посетовав на очередной «глухарь». Коваль же выписали через неделю, когда синяки почти совсем сошли, а нос приобрел относительно нормальную форму.