– Ну что, Коваль, вот ты и снова моя, – прошептал Денис, добравшись до лифчика и с особым удовольствием перерезая тонкую перемычку на ложбинке между грудей. – Я же говорил, что только я буду спать с тобой. Ты все так же хороша… Нет, не надо, не закрывай глаза, смотри на меня.
Его руки заскользили по телу, остановились на груди. Сначала он гладил ее, потом стал сжимать, все сильнее и сильнее, внимательно следя за выражением Марининого лица и надеясь увидеть там свое любимое выражение – покорности и страдания.
– Больно? Ну, скажи, ты же помнишь, как я люблю это слышать.
– Отвали, извращенец, – простонала она, стараясь не смотреть ему в глаза.
– Господи, как же ты хороша, Коваль, я даже забыл, насколько… А ртом ты все так же работаешь? Череп кайфовал, я заметил. Значит, не забыла ты, как это делается.
– Нисевич, ты пожалеешь, что родился, – прошипела Марина. – Я убью тебя. Клянусь, я это сделаю!
– Нет, Коваль, ты не скажешь об этом никому. Иначе хозяин узнает, как ты ублажаешь Черепа. Тебе оно надо? Вряд ли хозяин похвалит тебя, подумай об этом. Кроме того, я же не любви твоей прошу, мне просто нужно твое тело, от которого я тащусь…
Он навалился на нее. Но Марина, от злости перестав бояться, со всей силы саданула ему коленом между ног. Нисевич от боли тут же ослабил хватку, чего ей вполне хватило, чтобы вырваться из его объятий и вскочить с кровати. Схватив стоявший рядом стул, она шарахнула им по голове Дениса так, что отломилась сразу пара ножек. Насильник обмяк, выронив скальпель, а Марина, высадив окно, заорала еще громче:
– Олег!!!
Он бежал на ее крик откуда-то из-за дома – видимо, искал в беседке. Ворвавшись в комнату, схватил ее на руки:
– Что?! Что случилось, как ты тут оказалась?
На кровати застонал Нисевич, держась за разбитую голову. Череп, отпустив Марину, стащил его на пол и с оттяжкой ударил ногой в лицо, выбив передние зубы.
– Сука, умирать будешь долго и мучительно! Давно я этого момента ждал!
– Олег, не надо, давай по уму все сделаем, – попросила Коваль, хватая его за руки. – Здесь еще Боцман был, только успел свалить, наверное.
– А этот-то чего? – удивился Череп.
– Сигарету мне простить не может.
– Так, давай в тачку и сиди, не высовывайся, а я пока этого в карцер запру, – велел Череп, сунув ей ключи.
Марина заперлась в джипе, и только тогда до нее дошло, что с ней могло бы случиться. Коваль затрясло, как в лихорадке. Она попыталась закурить, но руки не слушались, отказываясь держать сигарету. Началась настоящая истерика. В таком виде и застал ее Череп.
– Не надо, не плачь, – попросил он. – Ничего не произошло, все в порядке, успокойся.
Какое там! Она даже и не плакала, ее просто всю колотило. Тогда Череп достал аптечку и сделал ей укол в вену. Минут через пять Марина понемногу успокоилась и прилегла на заднее сиденье, укрывшись кожанкой, валявшейся там же.
– Поспи пока, – проговорил Череп, выезжая на трассу.
Чем уж там он накачал ее, неизвестно, но через какое-то время Коваль и правда полегчало, и она проспала почти все время, пока Череп вынимал из какой-то сауны Кабана и вез их обратно в «Рощу». Открыв глаза, когда джип остановился у дома Мастифа, Марина подняла гудевшую от боли голову. Повернувшийся с первого сиденья Кабан спросил:
– Вам лучше?
– Что принять за норму, – хрипло ответила она, растирая пальцами виски.
Черепа не было, а Кабан врубил «Агату Кристи». Марина сначала не вслушивалась, но потом, уловив буквально пару фраз, заорала:
– Выключи!
Из динамиков неслось:
Можешь разорвать меня на части,
Я-то знаю, что такое счастье,
И мне уже почти совсем не больно.
Вольно!
И еще что-то про плетку, висящую над кроватью. Словом, стопроцентно ее песенка… Кабан был слегка не в теме, потому удивленно посмотрел на рассерженную Коваль, сжимающую пальцами виски, но кассету убрал.
– Вам не нравится?
– Не сегодня.
– Понял.
– Где Череп? – поинтересовалась Марина, обеспокоившись его долгим отсутствием.
– У Мастифа, – отозвался Кабан. – Просит разрешения Доктора завалить. И с Боцманом итоги подвести – это тварь злопамятная, он вас все равно в покое не оставит, раз уж даже в доме у хозяина не побоялся.
Это был плохой ход, Коваль поняла сразу – ведь Черепу придется упомянуть и о том, что произошло между ними, иначе Боцман сделает это за него. Впрочем, может, Мастиф уже в курсе. Марина решительно выскочила из джипа и побежала в коттедж. Кабан даже отреагировать не успел, телохранитель хренов!
В доме горел свет. В каминной в кресле восседал хозяин, перед ним на полу корчился Денис, а Череп стоял, опершись спиной о каминную полку.
– Зачем пришла? – недовольно спросил Мастиф, заметив в дверях свою любимицу.
– Это касается меня больше остальных, – спокойно ответила она, входя в комнату. – Разве нет?
– Череп, пусть Кабан тащит сюда второго, – пропустив ее вопрос мимо ушей, распорядился хозяин. – Посмотрим, что он нам споет.
«Ох, сдается мне, что ничего хорошего для нас с Черепом. Ну да ладно, разберемся». Коваль села во второе кресло, прислонив налившийся болью затылок к высокой спинке. Разбуженная горничная принесла коньяк и сигареты, Марина взяла одну и высадила в две затяжки. Полегчало…
Наконец Кабан привел Боцмана. Тот, судя по его виду, явно и предположить не мог, чего желает хозяин посреди ночи – до последнего не верил, что затеянная им с «напарником» попытка изнасилования выйдет за пределы той подвальной комнаты. Но, увидев уверенно восседавшую в кресле Коваль, догадался, что так просто ему это с рук не сойдет…
– Звал, босс? – спросил он, почесывая грудь под спортивной кофтой.
– Звал, – кивнул тот. – Ты на кого позарился, сучонок? Ведь я предупредил вас, уроды, чтоб никто и думать не смел!
Боцман кинул на Марину взгляд, полный ненависти:
– Заложила все-таки, дешевка драная? Кому ты поверил, Мастиф? Этой сучке? Да ты видел бы, как она сегодня…
– Что? – спросил Мастиф.
– Что-что, – сплюнул Боцман. – Мочалка трехрублевая… Гасила Черепа по полной, аж визжала под ним. А мы хуже, что ли? Тоже нормальную бабу хотим. Че вылупился, баран? – спросил он у Черепа. – По кайфу было такую телку драть? Вот и мы бы в паре засадили, не убыло бы от нее…
Договорить он не успел – огромный кулак Черепа врезался ему в челюсть, а нога – в пах.
– Это правда? – тихо и грозно спросил Мастиф, глядя на Черепа.
– Да, – ответил тот, не опуская глаз, а, наоборот, вызывающе смотря в прищуренные глазки старика.