– Не знаю… – Она потянулась и спросила: – Сейчас день или вечер?
– Пять часов, ты, наверное, проголодалась?
– Ты сам меня кормить будешь или у тебя горничная есть? – полюбопытствовала Марина, наблюдая за тем, как Егор достает из шкафа свой махровый халат. – Лень в чемодан заглянуть?
– Нет, просто я люблю, когда ты в моих вещах ходишь, а уж халат – это отдельная тема. Надевай. И кормить сам буду.
Халат источал его аромат, Марина так любила этот запах туалетной воды, всегда ассоциировавшейся у нее только с Егором. Завернувшись в него, она пошла в душ, умылась и вышла к мужу, ждавшему на кухне за барной стойкой, по совместительству оказавшейся и столом тоже.
– Только не говори, что мне придется есть овсянку! – предупредила Коваль, усаживаясь на высокий табурет и пытаясь поудобнее пристроить свою больную ногу. – Я не ем ее с детства, просто ненавижу.
– Да уж знаю я, что ты ее не ешь. – Муж протянул тарелку с бутербродами. – Семга твоя любимая, почти не соленая. Кофе будешь?
– Хороший вопрос, дорогой! А сам, конечно, сварил уже, да с корицей? – Марина с удовольствием откусила от бутерброда кусочек и зажмурилась. – Ты восхитительно готовишь, любимый. – Поджаренный хлеб чуть похрустывал, масло, которым он был смазан, имело привкус икры, а тонкие ломтики свежайшей семги таяли во рту.
– С такой женой, как ты, пришлось научиться, – пошутил Егор, подавая чашку ароматного кофе.
– Я даже не обиделась, – доедая бутерброд, сообщила Коваль. – Поверь, если я захочу, то смогу быть неплохой хозяйкой, я ведь все умею, много лет делала сама, да почти с детства.
– Ты не поняла – я ведь совсем не про то. Мне и не нужно, чтобы ты готовила, стирала и мыла полы, детка, у нас достаточно средств, чтобы нанять человека для этого. Но иногда воскресным утром… – И он выразительно посмотрел на нее.
– Ты вспомнил, как иногда на меня находило?
– Это бывало редко, признайся. Но мне всегда хотелось, чтобы ты хоть иногда вспоминала о том, что ты жена.
Он, как всегда, был до противного прав – Марина очень редко была просто женой, редко дарила ему то, чего обычные мужчины в повседневной жизни даже не замечают, потому что привыкли и считают нормой. Все, что достается легко и мимоходом, не ценится. Вряд ли кто-то мог бы назвать Егора счастливым человеком, зная Марину, но он сам никогда не задумывался об этом, она знала, он не променял бы ее на сотню примерных домохозяек. И понимание счастья у него резко отличалось от общепринятого…
– За что ты любишь меня, Егор? – Коваль смотрела в его глаза, ожидая ответа, и он не стал долго мучить ее:
– Детка, просто за то, что ты у меня есть. – Муж обнял ее, уткнувшись лицом в собранные в небрежный пучок волосы. – Не собирай их, я терпеть не могу эти твои шпильки. – Он вынул две заколки, державшие прическу, и волосы упали на спину, закрывая ее донизу. – Вот так лучше… И вообще – идем гулять, я хочу показать тебе свои любимые места в этом городе.
Прогулка вышла веселая – было полное ощущение, что всем соседям Егора кто-то прислал телеграммы о том, что к нему приехала гостья из России, поэтому они сочли своим долгом толочься во двориках и разглядывать Марину, словно инопланетянку.
– О, мистер Мюррей, у вас такая очаровательная знакомая, даже не скажешь, что русская, – приветливо улыбаясь, произнес высокий худой старичок лет семидесяти, навалившись грудью на штакетник забора и обеими руками ухватившись за резные палки. Возле его ног сидел, вывалив язык, рыжий кокер-спаниель, такой же пожилой, как и хозяин. – Я слышал, что они все очень полные и светловолосые.
– Вы слишком увлеклись картинами, на которых именно так их и изображают, мистер Уоллес, – улыбнулся Егор, поддерживая жену под локоть. – На самом деле русские женщины стройные и хрупкие. Не то что ваши раскормленные гамбургерами свинюшки, – добавил он по-русски, насмешив Марину.
– Мне нравится ваша подруга, Грег, – сказал сосед, кивая Марине головой. – Может, вы зайдете ко мне на чай как-нибудь вечером? Мы пообщались бы, используя вас в качестве переводчика.
– В этом нет нужды, – не вынесла Коваль. – Я вполне сносно говорю по-английски.
– Так это же прекрасно! – обрадовался он, выходя из-за забора на улицу. Спаниель тяжело вздохнул и двинулся за хозяином, еле передвигая лапами. – Тогда вы тем более должны прийти ко мне!
Марина улыбнулась и присела на корточки, почесав собаку за ухом. Пес оказался дружелюбным, положил голову ей на колено и смотрел слезящимися, старческими глазами.
– Спасибо, мистер Уоллес, мы зайдем к вам непременно, – поблагодарил за приглашение Егор, помог жене подняться, и они пошли дальше. – Жутко одинокий старик, кроме собаки, и поговорить-то не с кем, – объяснил он Марине. – Дети выросли и уехали, здесь вообще не принято навещать своих стариков часто. Он просто помешан на картинах русских художников, скупает их где только может, причем очень часто его надувают, подсовывая современную мазню.
– И ты, конечно, его жалеешь и частенько к нему заглядываешь на рюмочку, да, Малыш? – поддела Коваль, зная, как трепетно Егор относится к таким вот старичкам.
– Бывает, – кивнул он. – А ты злая у меня, детка, так нельзя.
– Ты меня забыл, Малыш, – я никогда не была доброй и сентиментальной, меня жизнь сделала совсем другой, злой и расчетливой, привыкшей не обращать внимания на чужие проблемы, когда имеешь свои собственные.
Егор улыбнулся, прижав ее голову к своему плечу.
– Не устала бродить?
– Устала, – призналась Марина, мечтая добраться до постели и вытянуть ноющие с непривычки ноги.
Прошел почти месяц, Коваль начала привыкать к размеренной и монотонной английской жизни, к тому, что некуда спешить и незачем рано вставать утром, что никто и нигде не ждет. Привыкла к горничной Саре, больше напоминавшей серую мышь, чем молодую женщину, – острый носик, слегка вытянутая вперед челюсть с мелкими зубками, круглые очочки на самом кончике носа, бесцветные тонкие волосы, собранные вечно в хвостик на затылке, какие-то вылинявшие глаза. Она появлялась тихо и незаметно три раза в неделю, убирала дом, готовила что-то, но пробовать ее стряпню Марина почему-то не решалась, и они обедали и ужинали в основном в ресторанах.
Звонок Хохла восьмого марта немного встряхнул притихшую Коваль – Женька назвал отель и дату прилета команды на Кипр, и ей осталось только купить билеты.
– Женя, а что слышно из ментуры? – Ей было важно знать это, иначе как она сможет вернуться?
– Там проверка министерская, говорят, нашли много нарушений, – ответил Хохол. – Киска, ну их на фиг, барбосов, расскажи лучше, как ты.
– Тут такая тоска! Я скоро не выдержу и сбегу, честное слово.
– Бедная моя, – посочувствовал он. – Ничего, потерпи, скоро нормальных пацанов увидишь. А Малыш как?
– Ему что – он привык. Быстрее бы все закончилось, не могу я здесь больше. – Марина едва не плакала, вспоминая свой дом и своих пацанов, свой любимый «Хаммер» и «Стеклянный шар». – Женька, если бы ты знал, как тут противно! Все серое какое-то, и дома, и улицы, и люди… На меня оборачиваются, как на привидение, я даже не крашусь почти, чтобы не очень выделяться…