Хохол довольно улыбался в свои усики, и Марина покачала головой:
– Живодер!
– Зато ты у нас Белоснежка!
– И я не Белоснежка, – согласилась она со вздохом. – Надоело, Женька, так надоело все... Я устала...
– Уезжайте куда-нибудь, пусть все уляжется.
– Не могу. Прятать голову в песок я не стану, и никакой Бес меня не заставит.
– Коваль, ты со своим гонором вечно попадаешь, и все равно тебе не объяснишь, что лучше тихо пересидеть, чем быть громко похороненной.
– Не дождетесь! – запальчиво проговорила она, садясь на перила балкона, и Хохол позеленел от ужаса – третий этаж, узкое мраморное перильце, одно неверное движение – и она на выложенной брусчаткой дорожке с разбитой вдребезги головой. Он осторожно обхватил ее рукой за талию и поставил обратно на пол, укоризненно покачав головой:
– Тебе нравится надо мной издеваться? Я терпеть не могу эти твои штучки, а ты постоянно выкидываешь что-нибудь!
Марина засмеялась, потрепав его по щеке:
– Ну, вот такая я загадочная! Между прочим, я осталась сегодня без массажа по твоей милости, а курс, как ты понимаешь, прерывать нельзя. Поедем в «Бэлль», там кто-нибудь меня помнет немного.
Марина начала собираться, села было за туалетный столик, чтобы наложить макияж, но передумала, решив, что у визажиста в салоне это выйдет немного лучше. Почему нет – все равно там будет, заодно и волосы поправит, и маникюр. Могла же она себе позволить маленькую женскую радость. Хохол, правда, будет не в восторге от перспективы просидеть в кресле с журналом почти полдня, но это уже подробности, и Марину они не особенно волнуют.
– Вы, Марина Викторовна, счастливая женщина, – говорила парикмахерша Олеся, заканчивая укладывать волосы. – Вы никогда не будете выглядеть на свои годы. Вот сейчас вам больше двадцати пяти и не дашь.
– Ты мне льстишь, Олеся, но это приятно, – улыбнулась Коваль, вполне, впрочем, с ней согласная.
– Вы сегодня куда-то собираетесь?
– Нет, просто решила себя немного побаловать, давно этого не делала, а ведь себя нужно любить не от случая к случаю, а постоянно.
– Интересная теория...
– Жизненная, Олесенька, жизненная. Никто и никогда не будет любить тебя так, как ты сама, и баловать – тоже. Уж поверь мне! Вот смотри – я сейчас выйду из салона и буду чувствовать себя королевой, а соответственно, и все вокруг разделят мое мнение. А если я вдруг, не дай бог, захочу выглядеть в чужих глазах, скажем, серой мышью, то даже не сомневайся, что именно так меня и воспримут, и неважно, во что я буду при этом одета и как накрашена.
Олеся искренне расхохоталась:
– Ну, уж это вы загнули, Марина Викторовна! При самой больной фантазии вас тяжело представить мышью, да еще и серой!
По дороге домой они с Хохлом все же поругались. Женька позволил себе ехидное замечание в адрес Малыша, и Коваль вспылила, велела водителю остановить машину и вытолкала Хохла на обочину:
– Вот и прогуляйся пешком, проветрись, а то засиделся, я смотрю!
До коттеджа доехали в гробовой тишине. Сева и Гена в душе осуждали порыв хозяйки, но оспаривать ее решение не смели. Ну, в конце концов, Хохол не мальчик, доберется как-нибудь...
Во дворе ждал Егор – у него вошло в привычку встречать жену, чтобы увидеть ее сразу, едва машина остановится. Вот и сегодня он сбежал с крыльца и хотел было поцеловать Марину, но та увернулась.
– Я не в настроении! – огрызнулась она. – Хочу в ванну и спать.
– Ну, это я тебе организую. Коньяк или текилу?
Марина засмеялась, перестав злиться, – Егор хорошо знал ее привычки и то, чем она предпочитает снимать стресс. Она поцеловала мужа в щеку и пошла в дом, бросив на ходу:
– Текилу и оливки, если есть.
– Даже если нет, будут, – пробормотал Малыш, уходя в кухню.
Даша, уже собиравшаяся уходить, вынула из холодильника банку испанских оливок, фаршированных креветками, собралась открыть, но Егор опередил:
– Все, Дашенька, спасибо, отдыхай. Встаешь ни свет ни заря, крутишься весь день... – Он взял ее за плечи и аккуратно подтолкнул в сторону двери. – Иди ложись спать, я тут сам.
– Но Марина Викторовна приехала...
– Да, и я сам ее накормлю ужином. Иди, не волнуйся.
Он выпроводил домработницу, сам открыл оливки, выложил их в маленькую вазочку. Достал стаканчик, выдавил сок из половинки лимона, промакнул края стакана, а затем осторожно опустил его в солонку – по краю образовался соленый «снежок». Стараясь не нарушить получившуюся красоту, Малыш налил в стакан текилу, поставил все на поднос и пошел на второй этаж, в ванную, откуда доносился шум воды и мурлыканье жены.
Марина нежилась в пене, распустив волосы и погрузившись в воду по самый подбородок. Егор сел на бортик джакузи, оставив поднос рядом с Марининой рукой, и она сразу потянулась к стакану:
– О, дорогой, как красиво...
– Нравится? – улыбнулся Малыш, глядя на жену с нежностью.
– Очень... Ты не хочешь ко мне?
– Нет – ты так восхитительно смотришься в этой пене, что я просто не могу нарушить гармонию.
Коваль засмеялась, плеснув в него водой:
– Ты льстишь мне так, словно в чем-то провинился! Все, я устала, дай полотенце...
– Иди-ка сюда... – Муж завернул ее в полотенце, подхватил на руки и понес в спальню.
– Егор, почему так холодно? – Марина вздрогнула от соприкосновения с шелковым бельем, покрывшись мурашками.
– Я батареи отключил, было жарко. У тебя температуры нет случайно? – Он потрогал лоб губами. – Нет, нормально вроде.
– Иди ко мне, вдруг поможет?
– Хитрая ты баба, Коваль! Опять развела?
– Я не виновата, что ты все время ведешься. Ну, иди, я соскучилась...
Малыш скинул халат и нырнул под одеяло, Марина прилипла к нему всем телом, ощущая упругую кожу и сильные мышцы.
– О боже... – простонала она, поглаживая его грудь. – Я так долго не выдержу...
– Не выйдет – я буду тверд, как скала, и ты спокойно уснешь, – пообещал он, целуя ее и украдкой дотягиваясь все же до груди под рубашкой. – О... нет, все, все! Хватит! Спать! А то точно не сдержусь...
Он закутал Марину в одеяло, чтобы не подвергаться соблазну, прижал к себе, уткнувшись носом в шею.
– Но сперва расскажи, что произошло. И где, кстати, Хохол, что-то я на него ни разу за вечер не наткнулся?
Марина не стала посвящать его в подробности ссоры, сказав только, что велела телохранителю прогуляться пешком и сбросить набранный жир.
– Знаешь, дорогая, я вдруг понял, что ты никогда не остановишься, не успокоишься. И мне не останется ничего, кроме как ждать тебя и бояться потерять. Ты права – такая жизнь... – проговорил Егор.