– Зачем вы мне все это рассказали? Вы хотите, чтобы я себя пожалела? Или вы хотите шантажировать меня или Руфинова?
– Боже упаси! Это вы меня вызвали, а не я вас. А разговариваю я с вами так потому, что вы никакая не больная и что все ваши поступки объяснимы и для них есть вполне нормальные, здоровые причины. Ваше поведение более чем естественно, если к тому же учесть ваш характер. Месть – это не болезнь, особенно в той форме, какую я вижу перед собой. Знаете, Аня, я давно собирался сказать вам. Словом, я предлагаю вам стать моей женой.
Шубин достал носовой платок и медленным движением промокнул лоб, затем встал и, подойдя к Анне, обнял ее:
– Вы достойны лучшей жизни. А пока примите от меня вот этот скромный подарок. – И Шубин, волнуясь, достал из кармана футляр, в котором сверкало маленькое кольцо с бриллиантом.
Она сидела не шелохнувшись и была похожа на куклу. Руфинов, которого от услышанного бросало то в жар, то в холод, подумал, что если этот рыхлый, розовый и потный психиатр прикоснется к Анне – которая, кстати, так безвольно и почти механически отдалась сегодня самому Руфинову в Кукушкине, – то он выйдет и ударит его. Анна была внесена в его список собственности и должна была принадлежать только ему.
– Обдумайте мое предложение, но поверьте, вы не пожалеете ни о чем. Я, конечно, старше вас, но зато на шесть лет моложе Исаака.
Когда Шубин ушел, Руфинов вышел из своего укрытия.
– Правду говорят, что психиатры – сдвинутые. – Анна от неожиданности разлила кофе. – Поедем домой. – Борис решительно подошел к ней и схватил за руку. – Еще не хватало, чтобы ты вышла замуж за этого поросенка.
– Знаешь, о чем я жалею больше всего на свете?
– Знаю. О том, что встретила меня, об этом нетрудно догадаться.
Митя так давил на кнопку звонка, что казалось, будто он хочет вдавить его в стену. Но Вик не открывал. Тогда Митин палец стал играть на всех кнопках, как на баяне, пока дверь не открылась и целый рой возмущенных жильцов не обрушил на Митю поток дежурных ругательств. В этом доме обитали уродливые и откровенные в своих мыслях персонажи, словно сошедшие с полотен Босха, это Мите стало ясно очень скоро, и пока он разглядывал их оплывшие беззубые физиономии, отмеченные печатью вырождения, в воздухе, как хрущ посреди навозной кучи, стоял вопрос, который Митя зримо ощущал и, казалось, мог даже потрогать руками: вы к кому?
– Я к Дорошеву.
И все сразу куда-то подевались, спрятались в свои вонючие норы. Митя, постояв немного перед открытой дверью, перешагнул через порог и постучался в синюю дверь.
– Вик, это Дождев. Открой, иначе я снесу эту дверь, ты слышишь меня?
Послышалась какая-то возня, шаркающие звуки, потом дверь приоткрылась, и он увидел опухшего, заспанного Вика со спутанными волосами, напоминающими сказочный лес, в котором водятся лешие и русалки. Да и сам Вик смахивал на какого-нибудь монстра из фильма ужасов.
– Старик, – Вик поднял голову, и Митя почувствовал запах водки, – я не один, понимаешь?
– Да мне плевать! Ты всегда не один, пусти меня, мне надо с тобой поговорить! Скажи ей, чтобы она оделась, спрячь ее, наконец, в шкаф, но не заставляй меня стоять в этом коридоре и ощущать спиной взгляды твоих бомжей и пьянчуг.
– Нет, ко мне нельзя, нас тут много.
– Слушай, не валяй дурака, а! Какая же ты все-таки скотина! Ты превратил мою квартиру в притон, водишь туда вокзальных девок и сдаешь ее наверняка какому-нибудь мусору. Верни ключи и ответь мне, где Маша. Она была в моей квартире, это я знаю точно, и ты мне все сейчас расскажешь. Как она там оказалась?
И Митя, который никогда в жизни никого не бил, с силой, выбросив вперед руку, ударил кулаком Вику в лицо. Брызнула кровь, Вик осел, кто-то в коридоре закричал, что вызовет милицию. Но Митя бил Вика, уже не в силах себя сдержать. Он видел перед собой Машу и тут же – для контраста – противную рожу Вика. Неужели это он заманил ее туда? И что он собирался с ней сделать? Он сгреб Вика за воротник рубашки, поставил его, стукнув головой о стену.
– Неужели ты не понимаешь, что я могу тебя сейчас убить?
– Я ничего с ней не сделал. Она сбежала, – окровавленными губами проговорил Вик. – Ее там нет.
– Это я и без тебя знаю, свинья! – И Митя, отшвырнув Вика в угол коридора, вышел на лестницу. Его трясло, с руки капала кровь, очевидно, он поранил ее о зубы Вика.
Он вернулся домой. Дымов встретил его улыбкой. Какой он все-таки приятный и интеллигентный человек. Он познакомил его с женщиной, которую звали Ольга, положил ему на тарелку отбивную и жареную картошку, налил водки и, к счастью, не задал ни одного вопроса по поводу его окровавленной рубашки, красных от крови рук и нездорового блеска в глазах. Митя смотрел на себя как бы со стороны и не верил сам в то, что он час тому назад избивал Вика. Он жевал хрустящие кусочки свинины, пил водку, и ему хотелось плакать. Он не слышал, о чем говорили эти милые и добрые люди. И только когда он услышал имя Маша, вилка выпала из его рук.
– Вы о какой Маше говорите?
Ольга, увлеченная разговором с Дымовым, улыбнулась, но улыбка была уже другой, немного пьяненькой, как и сама женщина. Ее взгляд излучал покой, Митя почему-то решил про себя, что именно эта женщина сейчас скажет ему, где находится Маша.
– Я говорю про свою дочь, Машеньку. Вы знакомы с ней?
– Маш много, – насторожился Митя, – а какая именно?
– Какой смешной, правда, Евгений Иванович?! Маша Руфинова. Она, представьте, сбежала из дома с любимым человеком.
Митя настолько ошалел от такого известия, что, глядя на кусок жареного мяса на тарелке, увидел почему-то поросший рыжим мхом овраг, который то увеличивался, то уменьшался в размерах.
– Мы, конечно, чуть с ума не сошли. Но теперь уже никуда не денешься, хотя можно было это сделать более цивилизованно. Но она у меня девушка романтичная, воспитанная нетрадиционно, что верно, то верно, мы с Евгением Ивановичем об этом как раз говорили. Так вы знакомы с ней?
– Знаком, – сказал Митя и сразу протрезвел. – Я люблю ее.
Ольга расхохоталась.
– Мне нравится этот молодой человек, честное слово, вас как зовут?
Она счастливо улыбалась, не придавая значения Митиным словам, и то и дело отпивала от рюмки.
– Митя. Дождев. Мой отец настраивал ваш рояль, может, помните?
– Конечно, я прекрасно знаю Сергея Петровича. Так вы его сын?
– Где Маша?
– Как где, ясное дело, дома. Отлеживается, приходит в себя. Вид у нее, прямо скажем, мрачноватый. Может, волнуется, замужество – это такая, знаете, вещь.
Наконец подал голос Дымов:
– Ольга, а что ее жених, он, собственно, кто?
– Хороший парень. Борис его знает. Из хорошей семьи, воспитанный, умница, физик по образованию, но занимается недвижимостью. У него все хорошо. Только бы не уехал к отцу, в Израиль.