– Так ты остаешься?
– Да. Если только в этом доме найдется кофе.
Анна заглянула к Маше:
– Машенька, кофе будешь?
Но Маша, свернувшись калачиком под теплым одеялом, крепко спала.
Анна вернулась на кухню, поставила на плиту турку с водой и решила спросить Максима про Вегеле.
– Если честно, то я хотел предложить тебе прокатиться к нему вдвоем. Понимаешь, чем больше времени мы будем проводить вместе, тем лучше. Ты постепенно привыкнешь ко мне и, быть может, привяжешься. Я, во всяком случае, очень надеюсь на это. Кроме того, мы познакомимся еще с одним знакомым Персица…
И тут вдруг Анну осенило:
– Но зачем нам Персиц теперь, если мы знаем о том, что он к Маше никакого отношения не имел, они не были никогда прежде знакомы. Она для него случайная попутчица, девушка, которую он подобрал прямо на дороге. Мы должны искать Анису и тех врачей, которые принимали у нее роды. Они скажут нам, какого числа и во сколько она выписалась. Жив ли ребенок? Кто приезжал в роддом, чтобы забрать ее? Какие сведения у них есть о ней самой, а также о ее возможном муже или родственниках? И адрес, конечно. Если бы мы узнали адрес, то всем бы сразу стало легче… Мы бы отвезли Машу домой, я бы пожила там с ней какое-то время, пока она не вспомнила бы, кто она и где ее ребенок…
– Ты права, наверное. Но, с другой стороны, ты так легко веришь всему, что тебе говорят.
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что сказал тебе Ковалев. Откуда нам известно, в каких отношениях был Сергей Персиц с Ковалевым? И этот звонок из машины… А был ли он?
– По-моему, ты чрезмерно подозрителен. У тебя появилась другая версия?
– Да их может быть полно. Тот же Персиц… Что мы о нем знаем, кроме того, что у него в Ростове живет брат, к которому он ехал, но до которого так и не добрался.
– Но сосед сверху сказал мне, что Ковалев – друг Персица.
– Вчера был друг, а сегодня – враг. Нельзя никому верить, Аня.
– Никому?
– Только мне, разумеется. А что касается Маши, то здесь можно предположить все, что угодно. К примеру, она была подружкой Персица, собралась родить от него ребенка, но в последний момент он узнает, что ребенок не от него, и решает расправиться с ней. Он забирает ее из роддома, может быть, даже без ребенка, избивает ее прямо в машине…
– Женщину, которая только что родила, избивает? Что такое ты говоришь, Максим?
– Хорошо, не он избивает. А другой, тот, от которого она родила ребенка. Пусть отец ребенка украл девочку, избил Машу. Это могло произойти прямо у нее дома. В это время приходит Персиц, ее друг, жених, кто угодно. Видит, в каком она находится состоянии, утешает ее как может и берет с собой в поездку к брату. Возможно, в Ростове он собирался жениться на ней…
– Но зачем ему брать ее, такую больную и слабую, в долгую и утомительную поездку?
– Не знаю. Но то, что Персиц спешил к брату, это явно. Ведь если бы это была простая поездка с целью погостить, то ее всегда можно было бы отложить, особенно учитывая состояние Маши, кем бы она ни приходилась Персицу. Ее же в любом случае надо было отвезти в больницу…
Они рассуждали на тему Персица и Маши довольно долго, пока не раздался звонок в дверь.
– А это, наверное, Валентин… – Анна поспешила в переднюю. Но, распахнув двери, увидела вместо ожидаемого Валентина огромный букет роз. Букет покачнулся, и за цветами, тугими темно-красными головками роз, появилось довольное лицо Григория. – Ты?.. Но зачем? Что случилось?
– Абсолютно ничего. – Он торжественно вручил ей букет и шагнул в переднюю. – Привет, золотко.
– Привет. – Она дала себя поцеловать в щеку. – Гриша, ты так не вовремя…
– У тебя снова любовник? Аня, ты неисправима. Я же сказал, что люблю тебя, что жить без тебя не могу, а ты и дня не можешь прожить без мужской ласки…
– Ты меня не так понял. Это Матайтис, Максим, тот самый…
– А… Господи, ну это понятно. Не смущайся, вы же с ним не целовались, я надеюсь, а занимались более серьезными вещами. Я даже рад, что он здесь. Ты будто под охраной. Отлично. Подожди, не уходи, я принес тебе еще кое-что. – И с этими словами Гриша достал из кармана и протянул Анне бархатный маленький футляр. – Открой и примерь. Доставь мне удовольствие.
За какие-то доли секунды Анна уже успела представить себе Гришу в постели и даже услышала его участившееся дыхание и все те глупости, которые он скажет ей на ухо, не выпуская ее из объятий. Он пришел к ней как к любовнице с цветами и каким-нибудь колечком, чтобы переспать с ней и в очередной раз утвердиться на этом, уже успевшем слегка подостыть, супружеском ложе. Но зачем?
– Гриша, это чудесная брошь… – она разглядывала мерцающую на белом бархате золотую брошку, – но я не понимаю… Зачем все это? Ты что, собираешься возвращаться ко мне? Ты снова воспылал ко мне чувствами? Я не верю… Что-то случилось? Ты поссорился с той женщиной в сером костюме?
Она говорила это шепотом, так, чтобы ее не слышал Матайтис, но про женщину в сером костюме она почти крикнула, забывшись и поддавшись чувствам.
– Женщина в сером костюме? Ты о ком?
– Знаешь, она не представилась. Пришла сюда часа полтора назад, заявила мне, что точно знает, будто ты здесь, и стала орать как оглашенная, звать тебя, думая, что я тебя скрываю.
– Что такое ты говоришь? Я не понимаю.
– У меня даже свидетели есть. Тот же Максим. Думаю, что и Маша слышала, да и соседка, которая влюблена в тебя по уши, Ирина.
– Да ты никак ревнуешь меня, Анечка?
– Да просто противно… Ты приходишь ко мне. Клянешься в любви, а сам путаешься с какой-то ненормальной. А то, что у нее не все дома, это очевидно. Другое дело, что у нее что-то стряслось. Ты бы видел, какая она была бледная… Пол-лица ее скрывали огромные черные очки. Кто она, Гриша?
– Понятия не имею. Может, кто с работы?
Она чувствовала, что он лжет, а потому очень быстро потеряла интерес к разговору. Она позволила Винклеру пройти в кухню, где мужчины шумно, взаимно приветствуя друг друга, поздоровались.
– Знаете, у вас, Григорий Александрович, очень подозрительная и недоверчивая супруга. Еще часа не прошло, как она мне заявила, что не уверена, будто я и есть тот самый Матайтис, друг Бориса, вот так-то вот.
– Да, она у меня такая… недоверчивая… Как продвигаются дела? Как следствие? Что-нибудь удалось выяснить об этой несчастной девочке?
Анна вышла из кухни, не желая присутствовать на дежурной беседе. К тому же ей было неприятно видеть рядом с Матайтисом человека, так явно старающегося соблазнить ее и привязать к себе любыми способами. Ее не покидало ощущение, словно Григорию надо было от нее нечто большее, чем постель. Но что, она пока никак не могла придумать. Любовницу он мог бы себе найти и помоложе, и поизощреннее. Деньги и недвижимость у него есть, так что положить глаз на квартиру он тоже не может. Тогда что? Захотелось семьи? Подремонтировать и освежить, а то и свить новое гнездо со старой преданной женой? Но зачем? Потому что возраст? Она не верила в его расцветшую на старости лет сентиментальность и тем более в истинную страсть. Она снова заглянула к Маше и, убедившись, что она спит, вошла в гостиную, легла на диван и закрыла глаза. Улыбка осветила ее лицо в тот момент, когда она представила себя лежащей на плече Максима. Нереальная мечта, не больше того.