– Не знает о ребенке? Так вы ей скажите!
– Сказать, что ее ребенка похитила медсестра Аниса?
– Она точно выходила оттуда с ребенком, я сама видела. Всех детей разобрали мамаши, поэтому это могла быть только дочка Казариной.
– Несите сюда мешки, посмотрим на вещи Дины и той женщины, Тамары…
– Да, забыла сказать. Та женщина не только курила, но и… пила. Не знаю, может, мне и показалось, что от нее пахло не то коньяком, не то еще чем-то спиртным. А еще духами крепко пахло, словно она на себя целый пузырек вылила. Мешки… Я мигом… А что с Диночкой делать?
– Звать. Рано или поздно все равно надо будет сказать ей о ребенке. Может, тогда она что-нибудь вспомнит. Кто ее позвал, например, ночью.
Мария Николаевна вышла, в комнату вернулась Дина. Она смотрела на Анну в ожидании самого худшего.
– Успокойся, Диночка. Сейчас тетя Маша принесет твои вещи. Может, ты что-нибудь и узнаешь…
Мешки были из полосатого полотна. Казенные, одинаковые. Только один набитый чем-то мягким, а другой – почти пустой на вид.
– Сначала маленький, – сказал Матайтис, и Мария Николаевна с готовностью развернула мешок.
Оттуда выпал рыжий замшевый короткий женский плащ и коричневые туфли на низком каблуке.
– Узнаешь? – спросил Максим, чем вызвал удивление у Анны и кастелянши.
– Нет, – пробормотала Дина, отодвигаясь от упавших на ковер прямо под ее ноги вещей.
– Развязывайте второй.
И когда показалось розовое детское одеяльце и кружевная простынка, Дина вскрикнула. Закрыла лицо руками.
– Это мое одеяльце. Для моей девочки, – проговорила она с закрытыми глазами, захлебываясь словами и внешне напоминая человека, попавшего в гипнотический транс. – И эта простынка тоже. Подождите! – Она вдруг распахнула глаза и жестом приказала остановиться Марии Николаевне. – Постойте! Я скажу вам, что там лежит. Куртка зеленая. Короткие сапожки цвета какао. Чулки, новые. Белье белое, мое. Брюки черные и красный джемпер…
– Точно! – воскликнула кастелянша и тут же густо покраснела, поскольку выдала себя с головой.
– Еще бумажник. В нем около пяти тысяч рублей и двести долларов. Еще телефонная карта, пластиковая банковская карта «Виза» и ключи. Целая связка. От моей квартиры на улице Медведева и от квартиры Германа.
В комнате стало очень тихо. Дина в полной тишине извлекала из мешка вещи, ключи…
– Улица Медведева?.. – переспросила кастелянша, следя взглядом за ее движениями. – Такой улицы сейчас нет, ее давно уже переименовали в Старопименовскую.
– Правильно! – еще больше оживилась Дина, и глаза ее заблестели. – Я по старой привычке называю этот адрес, потому что мой дед жил на улице Медведева… Меня всегда поправляют. Вернее, я вообще-то себя контролирую, но когда сильно нервничаю, то забываюсь…
– А где живет Герман? – спросил Матайтис. – Можешь назвать адрес?
– В Конюшковском переулке, дом 35, квартира 116.
Матайтис тут же все записал. Анна приблизилась к Дине и положила руку ей на плечо:
– Дина, ты как? Что еще помнишь?
– Я родила девочку, – сказала она упавшим голосом и разрыдалась.
Максим тем временем, не давая ей опомниться, сунул ей прямо в руки бумажник.
– Это твой бумажник? Проверь, там все, что было?
Дина дрожащими руками открыла его, и все увидели, что он полон денег. За прозрачной пленкой на внутренней стороне бумажника находился черно-белый фотографический портрет молодого парня, светловолосого, красивого, с чудесной улыбкой.
– Это Герман? – спросила Анна.
– Это мой дед, – всхлипнула Дина и, словно по привычке и в то же время в порыве теплых чувств, поцеловала фотографию. – В молодости. Я всегда ношу с собой его портрет. Все говорят, что мы с ним очень похожи. И внешне, и характером. Только он в тысячу раз умнее был.
– А деньги? Все целы?
Дина быстрыми ловкими движениями пересчитала пятисотрублевые купюры, перелистала доллары.
– Да, все в порядке. Вы, – обратилась она к притихшей кастелянше, – вы очень честная и добрая женщина. Я помню вас… Но тогда, в роддоме, вы мне казались настоящим дьяволом… Мы обманывали вас, таскали из буфетной масло, которое вы приберегали для своих товарок, а из вашего огромного шкафа – простыни и пеленки. Вот вам сто долларов. Ведь это благодаря вам я вспомнила что-то…
Она поймала взгляд Матайтиса, который жестом, приложив палец к губам, приказал ей молчать в присутствии Марии Николаевны.
– Берите деньги, не отказывайтесь. Вы дали мне куда больше… – Голос ее дрожал, чувствовалось, что она готова еще многое сказать.
Анна пришла ей на помощь. Взяла деньги и вложила в руку оробевшей кастелянши:
– Возьмите, Мария Николаевна… Дина дает их вам от чистого сердца. Возьмите и забудьте о нашем визите, о Дине и обо всем, что с ней связано.
– А вещи этой Тамары, – сказал Матайтис, – нам придется изъять. Еще хотелось бы узнать телефон вашей бывшей заведующей Клеопатры Ивановны Передреевой.
Кастелянша засуетилась, извлекла из серванта записную книжку и продиктовала все имеющиеся у нее номера телефонов: и Клеопатры, и Анисы, и даже гардеробщицы, дежурившей в ту неделю, когда в роддоме находилась Дина.
Перед тем как уйти, Дина, с растерянным видом оглядываясь на Матайтиса и как бы взглядом прося у него разрешения поговорить еще с кастеляншей, вдруг бросилась к ней и, взяв ее за руки, спросила:
– Мой ребенок? Моя девочка? Она жива? Вы что-нибудь знаете о ней? Она осталась там, у вас?
Максим обнял ее сзади за плечи и буквально оттащил от схватившейся за сердце Марии Николаевны.
– Успокойся. С твоей дочкой все в порядке. Нам ее нужно просто найти… Ты помнишь сестру Анису?
– Аниса? Это же сестра, которая принимала у меня роды…
Дина взглянула на свой живот, провела по нему руками и потеряла сознание.
Она пришла в себя уже в машине. Максим вез обеих женщин к себе домой.
– Это не обсуждается, – сказал он твердо, сжимая рукой ладонь Анны и едва сдерживаясь, чтобы не поцеловать ее. Она чувствовала это всю дорогу. – У тебя, Аня, вам делать нечего. Вы обе невольно попали в странную историю и, на мой взгляд, находитесь в опасности. Поэтому-то я вас и везу к себе. Поживете у меня, подумаем вместе, как нам действовать дальше. Дина, соберись, возьми себя в руки. Давайте рассуждать здраво. Теперь, когда ты вспомнила, что родила дочку, можешь ли ты мне рассказать все, что помнишь о своем пребывании в родильном доме?
– Да я все отлично помню. Меня привез туда Герман.
– Кто такой Герман?