– То есть? Я же сама у нее спросила.
– И что она тебе ответила? Что «мамин брат»?
– Да.
– Изумительно. Так вот, нет у нее никакой мамы – как и брата у покойной мамы тоже не было. Живет она с отцом, он инженер на заводе по выпуску холодильников. Сказать, какая зарплата? – Я отрицательно покачала головой. Прекрасно знала и сама, что мизерная и выплачиваемая как попало – завод был на грани банкротства. – А девочка молодая, красивая. Одеться хочется, косметику купить в красивых баночках, сумочку не из дерматина китайского, а кожаную или замшевую – на худой конец. Цену называть не буду – ты сама по магазинам ходишь, знаешь, что почем. А где такие деньги взять, когда стипендии хватает только на автобус и на пирожок в буфете? Вот и попалась наша девочка на мелкой краже в магазине. И взяла-то всего ничего – маечку с фирменными буковками. Но разве есть менеджеру торгового зала дело до ее проблем? Конечно, нет. Ему из своей зарплаты отдавать деньги резона никакого. И пообещал он Леночку в милицию сдать. И сдал бы – да тут вмешался дядя добрый. Не надо, говорит, девочке жизнь ломать, вот вам денежка за маечку, а вот – денежка за суету вашу и нервы потраченные. И повел дядя Леночку в кафе…
Саша чуть задохнулся, устав от непрерывного монолога, хлебнул воды из стакана, стоявшего на столе, и сел рядом со мной на диван, взял за руку.
– Алька, когда ты научишься относиться к людям с осторожностью? Росла в таком окружении – а все в хорошее веришь.
– Ты мне, кажется, сказку рассказывал – так продолжай, очень уж занимательно.
– Ну, слушай. Вытер дядя Леночкины слезки и спрашивает: а где ты, девочка, учишься? Она и отвечает: в медицинском. Дядя обрадовался: а не преподает ли у вас анатомию такая Гельман Александра Ефимовна? Ой, говорит Леночка, преподает, даже в моей группе. И как, спрашивает дядя, хорошо ли преподает? Преподает-то хорошо, Леночка отвечает, но вот придирается очень…
– Вот же лодыри, – пробурчала я. – И не придираюсь я вовсе, просто анатомию каждый врач должен знать на «отлично», а не на вымученный «уд» в зачетке.
– Ладно, принципиальная моя, дальше слушай. И пообещал дядя Леночке за информацию о том, когда и куда ты ходишь во время работы, дать денежек – чтобы хватило на красивую дубленочку к зиме. А если откажется Леночка – так дядя вмиг ее в милицию свезет и менеджера из магазина в свидетели призовет. И будет Леночке отчисление из института и позор ее папе на родном заводе – а как же, дочь-то воровкой выросла. Подумала Леночка – а ведь никакого криминала в просьбе нет, и вреда никому, а только польза. И согласилась, как согласилась потом подтвердить, что дядя добрый – ее родной дядя. Вот так, малыш.
Я помолчала, накручивая на палец пояс халата, а потом произнесла, прокрутив в голове весь этот рассказ:
– Нет, ну это все интересно, конечно. Но смысл в чем?
– А смысл, детка, в том, что хотел через тебя этот добрый дядя иметь доступ к документации в морге, чтобы потом тебя же использовать для замены диагнозов в заключениях или для подмены трупов. Потому что этот дядя-нотариус давно и прочно работает на одну группировку, занимающуюся квартирным мошенничеством. Поняла? Вот так. Одно плохо – успел улизнуть, не нашли. Девочка оказалась очень уж благодарная, позвонила ему сразу после разговора со мной.
О, черт… И после этого я должна себя считать – кем? По-моему, ясно. Вороной. Как можно было так повестись – да на что?! На разговоры! Нет, определенно со мной что-то не в порядке…
Завтра же отдам группу, где учится Шароглазова, другому ассистенту – не смогу видеть каждый день еще целый год напоминание о моей глупости.
Этот эпизодик всплыл сейчас в моей памяти, и я поняла, что тоже могла оказаться втянутой в игру против отца – как Славка. Интересно, а Семену не поступали заманчивые предложения? Надо бы узнать. Да и заодно спросить, нет ли вестей от его Рапунцель, заключенной в башню неизвестными наркоторговцами.
Номер Семена долго не отвечал, потом раздался злой голос:
– Что тебе?
– А полегче?
– Говори, что надо, мне некогда.
– Фасуешь очередную партию? – подколола я и окончательно вывела брата из равновесия.
– Какого хрена?! Что ты несешь?!
– О, вы сегодня чем-то взбудоражены, – веселилась я, не обращая внимания на его тон. – Плохо спали?
– Тебе чего надо, а?!
– Чтобы ты не орал и сказал мне, не звонили ли тебе наши знакомые по поводу твоей любимой.
Повисло молчание.
– Алло, Сема, ты тут?
– Тут, – хмуро отозвался брат. – Нет, не звонили. Прислали мальчишку с запиской. Если не отдам деньги, то Эдика не увижу.
Я не считала, что это страшная утрата, но говорить об этом брату, понятно, не стала – и так уже достаточно поиздевалась над ним сегодня. Очевидно, что ситуация близка к критической, и нужно делать что-то, чтобы помочь Семену выпутаться – дело-то не в Эдике, а в моем родном брате.
– Сколько ты должен?
– Почти семьдесят.
– Это же слезы!
– Да – мои слезы. Где я возьму семьдесят тысяч в американских рублях?!
– В американских?! Офигеть можно! Ну и цены в вашей лавке… – Я еле проморгалась, силясь представить, как выглядит такая куча долларов.
Семен грустно усмехнулся:
– А ты думала – мы в рублях играем? Нет, мы мальчики серьезные, нам твердую валюту подавай.
Еще и шутит! Вот урод… Как можно брать товар на такие деньги?! Нет, я, конечно, не спец по торговле коксом, но это даже мне понятно – деньги-то дурные, их вот так сразу не отдашь, даже если предположить, что Семен продаст машину, квартиру и что-нибудь еще. Вот это да…
– И как ты собираешься отдавать?
– Не знаю.
Ну еще бы! Кто бы знал.
– Может, попросить все-таки отца вмешаться?
– Сашуля, ну что за детсад? Побегу папе жаловаться – плохой мальчик у меня лопатку отобрал?
– Ну тогда жди, пока плохой мальчик тебе эту лопатку в одно место вставит, – отрезала я. – Хотя ты не пострадаешь, по-моему.
Я хлопнула трубку на диван и задумалась. А почему, собственно, он так боится идти к отцу за помощью? Ну да – в первый момент папа по голове не погладит, это ясно. Но ведь не бросит же родного сына в таком дерьме? Конечно, не бросит. Тогда почему Семен так упирается? Значит, есть что-то еще.
Папа игнорировал меня довольно долго. Я согласилась вернуться домой только в обмен на обещание не препятствовать встречам с Акелой. Папа скривился, но согласно кивнул. То время, что он не знал, где я и с кем, убедило его, что проще разрешить и знать, чем не разрешить и мучиться потом от неизвестности.
Выдавать меня замуж отец категорически отказывался. Все решил, как водится, случай.