– Не боишься какие-нибудь неприятности натянуть вместе с платьем? – спросил он, оглядывая мою фигуру в кремовом кружеве.
– Ты давно такой суеверный? – спросила я, забираясь к нему на колени, как делала в детстве. – Ты просто посмотри, какое оно красивое! Разве я найду что-то более подходящее?
Папа обнял меня за талию и рассмеялся:
– Ты знаешь, никак не могу привыкнуть, что ты взрослая. Раньше кукол тебе дарил, а теперь… – он поставил меня на пол и поднялся из кресла. – Погоди-ка.
Я замерла, заинтригованная его словами. Папа же подошел к сейфу и открыл, достал коробку, обтянутую красным бархатом, и протянул мне. Я открыла и ахнула – на белом атласе внутри лежало ожерелье из натурального жемчуга, браслет и серьги. Комплект подходил к платью идеально…
– Папа! – взвизгнула я и повисла у него на шее.
– Понравилось?
– Очень! Ты даже не представляешь!
– Ну и носи с удовольствием. Я бриллианты хотел, да Моня отсоветовал, сказал – молодая ты еще, не по возрасту тебе такие булыжники. Ничего, пусть муж потом дарит. Когда первенца родишь.
Папа как-то вдруг стал похож на растерянного старика, устыдился своей минутной слабости и быстро вышел из кабинета. Я же примерила подарок и побежала смотреться в зеркало.
Свадьба удалась. Ну, зная моего папу, я не сомневалась, что он развернется на широкую ногу – с шикарной кухней, лучшим рестораном, приглашенными артистами и салютом. Одногруппницы, которых я пригласила, были шокированы размахом и масштабом. Мне же не было дела до всей этой суеты и шумихи – я видела только Акелу в черном костюме и с улыбкой, так красившей его изуродованное лицо. В самый разгар веселья мы с ним сбежали и целовались на черной лестнице ресторана, позабыв обо всем и обо всех. Он обнимал меня, поднимал на руки, прижимал к груди и качал, как ребенка. Такие эмоции от обычно каменного Акелы были в новинку, и я наслаждалась ими, как хорошим шампанским, потому что пьянили они ровно так же.
– Тебе будет хорошо со мной, – говорил он, и я верила – как мне могло быть плохо с ним? Плохо – когда его нет.
Мы вернулись в зал – там вовсю шло веселье, и пьяненький дядя Моня уже отплясывал «семь-сорок» с кем-то из моих девчонок, а Бесо оправдывался в чем-то перед своей необъятной Медеей. Наверное, опять на глазах у нее сунул кому-то визитку со своим мобильным. Увидев нас, Бесо с облегчением открутился от супруги и кинулся приглашать меня на танец. Музыканты заиграли что-то медленное, и Бесо аккуратно повел меня в танце. Я же видела только лицо мужа, следившего за нами с улыбкой.
– Любишь его? – хмыкнул Бесо, перехватив мой взгляд, и я кивнула. – Это правильно, Сашенька. Мужа надо любить и почитать. Он тебе за это звездочку с неба достанет.
– Ты, видимо, своей Медее уже все достал, до чего смог допрыгнуть, – улыбнулась я, – раз теперь налево и направо глазами шныришь.
– Вай, Сашка, ну не девка – чистый уксус! Я уже в том возрасте, когда хочется новых впечатлений, – он подмигнул мне и отвел обратно к Акеле. Тот собственнически обнял меня и нагнулся, чтобы поцеловать.
Папа много пил, но почти не пьянел и все поглядывал в нашу сторону. К нему то и дело кто-то подходил, что-то говорил на ухо, и он кивал, однако я видела – его ничего не занимает, кроме меня. Он смотрел такими глазами, словно своим замужеством я его предала. Как ни старался он сделать вид, что рад и все такое, но это ему не удавалось. Но неужели папа надеялся, что я проживу всю жизнь с ним и никогда не выйду замуж? Эгоист…
В самом конце, когда уже начали разъезжаться гости, он вдруг подошел к нам и сказал странную фразу, долгое время потом не дававшую мне покоя:
– Эх, Сашка… Ну, что ж, так тому и быть, видно. Ты мне лучше родной, как сердца кусок, – и вышел из зала твердой походкой, как будто перед этим не выпил дозу, достаточную человеку, чтобы упасть замертво.
После сдачи зимней сессии мы поехали на море в Таиланд и две недели блаженно валялись на песке, ночами напролет занимались любовью на открытой террасе номера для новобрачных.
– Знаешь, Алька, я не хочу, чтобы твой отец считал, будто я от него завишу, – сказал мне однажды Акела.
Мы лежали на кровати, и с открытого балкона в комнату задувал морской ветер, надувая занавеску.
– В смысле?
– В прямом. Мы не будем жить с ним. Вернемся – куплю дом.
– Дом?
– Дом, Аля. Наш собственный – и без единой отцовской копейки. Я не в примаки к Фиме шел, у меня своих денег достаточно.
Я согласно кивнула. Зависеть от отца я тоже никак не хотела – это осточертело мне за восемнадцать лет. И то, что Акела так категорично заявил о независимости, мне ужасно понравилось.
Зато не понравилось отцу, и они снова повздорили – с криком, проклятьями и прочими атрибутами. Папа считал, что имеет полное право давать мне деньги – потому что я его дочь, девочка, и это подразумевает отцовскую помощь. Это братья должны пробиваться сами, хотя он и отделил им «стартовый капитал». А мне он собирался помогать остаток жизни. У Акелы же имелись возражения. Он считал, что муж обязан содержать жену, не прибегая к помощи ее родителей. В общем, каждый стоял на своем, потому и повздорили. Однако Акела все равно поступил по-своему, и к весне мы переехали в собственный дом в соседнем с отцовским поселке.
Единственное, с чем так и не согласился отец, так это просьба Акелы убрать от меня охрану.
– Ты живи как хочешь, а она будет так, как я привык! Мне спокойнее! – категорически объявил папа. – Ты мужик, разберешься, если что, а она девочка. К тому же девочка с любовью ко всяким сложностям. Авантюристка, короче, – он любовно потрепал меня по волосам. – В общем, не пыли, охрана останется.
Акела пытался возражать, но бесполезно – машина с двумя парнями постоянно была неподалеку от меня, и только в выходные, когда я проводила время с мужем, они имели возможность отдохнуть и не мотаться за мной.
В очередной раз я решилась нарушить данное мужу обещание. Но отказать брату не могла. Семен позвонил и попросил срочно приехать, и я, взяв мотоцикл, понеслась в город.
Брат ждал меня дома, был какой-то взбудораженный и помятый, как после бессонной ночи. Я уселась на диван в гостиной и приказала:
– Рассказывай.
– Выпить хочешь? – вдруг спросил он, удивив меня, – знал ведь, что я на мотоцикле и за рулем пить не стану.
– Не хочу. И тебе не советую. Ты поговорить звал? Говори.
Семен медлил, мотался из угла в угол, то и дело закуривал, бросал сигарету в пепельницу, хватал новую. Мне это мелькание надоело очень быстро – я, в конце концов, рискую с мужем поссориться из-за нарушения запрета, а он тут нервную барышню разыгрывает!
– Так, короче. – Я встала и застегнула куртку, которую так и не сняла. – Если ты думаешь, что мне в удовольствие прогуляться за чертовы километры в город, чтобы лицезреть твою истерику, так ты ошибся, братец. Мне твои спектакли надоели – во как! – я провела ребром ладони по горлу и пошла к двери.