Снова дура стопроцентная! Покаялась она запоздало, все еще рассеянно пытаясь сообразить, как ей поступить.
Хелин, между тем, принялся раздеваться. Стянул с себя пиджак, убрал его на плечики в шкаф, скрипнув расшатанной дверцей. Начал расстегивать рубашку и взглядом показал ей, чтобы она присоединялась. Люба медленно затеребила пуговицы на блузке.
– Любаша! Ну что ты как маленькая, ей-богу! – воскликнул Богдан Владимирович, оставшись в одних трусах. – Поторопись!
Не глядя на него, Люба сняла блузку, стянула через бедра юбку, потом колготки и в нижнем белье шагнула за полосатую занавеску. Осмысливать, что происходит, было некогда. Хелин торопил, покрикивал и уже, кажется, успел забраться под одеяло. Стало быть, привилегию водных процедур он уступил ей. Поросенок…
В дурацком гостиничном зеркале отразилось ее несчастное лицо с лихорадочно блестевшими глазами. Люба открыла холодную воду и плеснула себе в лицо. Легче не стало. Стало холодно и противно. Она сняла с себя белье и влезла в облупившуюся ванну. Минуты три стояла под душем, скудными струйками бьющим ее из забившейся заржавевшей лейки. Потом обмоталась большим полотенцем, единственное, наверное, что оказалось здесь приличным, и пошла в комнату.
Богдан Владимирович лежал поверх одеяла абсолютно голый, скрестив ноги. Руки были сцеплены на животе, как у покойника. Рот скорбно сжат, глаза слегка прищурены.
– Ты чего там так долго копалась?! – недовольно обронил он и похлопал ладонью по кровати слева от себя. – Давай укладывайся, деточка. Укладывайся и приступай.
Люба едва не разревелась от унижения и отчаяния.
За что, ей все это, а?! Чем она прогневала новое руководство, что ее с первой минуты так используют?! К чему она должна приступать?! Как приступать?..
А что если взять и уйти?! Просто одеться и уйти? Пускай он себе лежит, а она уйдет. Поймает попутку, доберется до города, запрется в квартире и не станет думать ни о чем таком гадком. Просто будет проживать очередной свой день, и все, а он пускай тут лежит…
Можно, конечно, но завтра непременно наступит. И даже не столько завтра так страшило ее, сколько понедельник грядущей недели. В понедельник же на работу. А работы может и не оказаться, если она сейчас просто оденется и уйдет отсюда.
– Можно… Можно я свет выключу? – прошептала она, старательно обегая взглядом голого олигарха. – Я так не могу, Богдан Владимирович! Простите!!!
– Хорошо. Выключишь. Только для начала сними с себя это полотенце. Я хочу тебя видеть.
Ей снова пришлось подчиниться. И она стояла под его ощупывающим взглядом несколько минут, тиская в правой руке край банного полотенца. Она стояла, а он ее рассматривал.
– А ты даже совсем и ничего, Любаша, – довольно хмыкнул Хелин и заворочался на кровати, меняя положение. – Давай выключай свет, раз уж ты такая стеснительная. И прыгай в койку, дорогуша. Время – деньги…
– Любка, ты дома? – вальяжный голос бывшего супруга немного привел ее в чувство. – Я щас приду.
– Нет!!! – заорала Люба испуганно, поражаясь тому, что у нее еще остались силы на подобный вопль. – Я не хочу никого видеть!!!
– Это чегой-то? – и Серега тут же догадливо хмыкнул в трубку. – А-аа, кажется, понял! Ким приехал. Воспоминания терзают. Сидишь весь день взаперти и рыдаешь по прошлому? Угадал?
Нет. На этот раз Серега не угадал. Впервые, наверное. Раньше ему безошибочно удавалось все угадывать про нее. И когда плакала, казалось, без причин. И когда в близости ему отказывала. И когда просто замолкала и смотрела подолгу в никуда. Тогда-то он и принимался зачитывать ее мысли, словно с листа. И ни разу прежде пальцем в небо. А сейчас вот не угадал.
Но сегодня ему было простительно, он же не мог знать ее жутковатой тайны. Не мог даже догадываться, что его высоконравственная жена в одночасье заделалась подстилкой нового руководства. Так ведь ей было заявлено? Приблизительно…
Ты, сказал Богдан Владимирович, теперь моя собственность. Рот держишь на замке, делаешь все, что я тебе велю, и ни шагу не делаешь без моего ведома…
Сказал и уехал на огромной машине, недружелюбно косившей в ее сторону раскосыми фарами. А она пришла домой, упала лицом в диванные подушки и проревела три часа без перерыва. Потом все же нашла в себе силы встать под душ, переодеться в пижаму, и снова залегла на диван. Не спала почти всю ночь. Лишь к утру немного забылась. Потом очнулась, но вставать с дивана не торопилась. Здесь ее и застиг звонок непутевого Сереги Иванова, человека, сводившего ее пару лет назад к алтарю.
– Чего тебе? – хрипло поинтересовалась Люба и болезненно сморщилась, горло еще чего-то разболелось, не иначе оттого, что под дождь вчера с утра попала. – У меня нет времени и настроения, Сереж.
– Мне поговорить надо, – упрямо повторил Иванов. – Я зайду?
– Нет. Я приболела. У меня… У меня температура, и горло болит. Ко мне нельзя, – соврала она про температуру, присаживаясь на диване и с силой зажмуриваясь, чтобы снова не заплакать.
Если Серега сейчас ввалится к ней, то не уйдет до вечера. А то и ночевать останется. Станет ныть, напросится в сиделки, а потом и под одеяло полезет. Такое уже бывало.
– Мне надо тебя увидеть! – продолжал настаивать Иванов. – Чего ты козлишься, Люб?! Чё не так-то?! В Киме все дело? Так мне плевать! Можешь и его пригласить, если захочешь. И не забывай, я там еще прописан. То, что проявляю благородство и не требую размена жилплощади, ты должна ценить. А ты…
Все. Это был его основной и беспроигрышный козырь. Возражений по этому поводу у нее никогда не находилось, поэтому Серега время от времени и проникал на ее территорию и на какое-то время лишал ее души покоя. Сегодня, кажется, был как раз тот самый случай.
– Скотина, – обронила она устало, положила трубку и поплелась открывать дверь.
Звонил наверняка от подъездной двери. Звонил с мобильника, заимел пару месяцев назад и теперь пользовал его по делу и без дела. Так что ожидать визита следовало минуты через три.
Серега управился за полторы, ворвался в квартиру с туго набитым пакетом и крохотным букетиком гвоздик.
– Это что?! – Люба уставилась на пакет, подозревая, что набит тот вещами непутевого. – Носки?!
– Да ладно тебе! – Серега скривился, снимая ботинки и протягивая к ней руки. – Здравствуй, что ли! Как чужая, ей-богу! Муж я тебе али не муж, Любка?..
Она отшатнулась. Иванов заметил и на объятиях больше не настаивал. Сразу потащился в кухню вместе с пакетом.
– Что в пакете? – Люба шла за ним по пятам. – Ты что, с вещами?! Даже и не думай! Второго такого кошмара я не переживу, Иванов! Если не уйдешь подобру, я…
– Знаю, знаю, ментов вызовешь. Сволочная ты баба, Любка, – бывший муженек уселся за стол, сложил руки наподобие первоклассника и глянул на нее с притворным укором. – Я же с душой к тебе, как к своей жене, пускай и бывшей. А ты… Сволочь ты, Любаша! Миловидная, а паскудная. Оттого и жизни у нас с тобой не было.