Вот и сейчас, возвращаясь домой в полном расстройстве чувств после одного из многих нелицеприятных разговоров с партнером, Саша вдруг почувствовал, что при мысли об этой женщине его словно обдает изнутри какой-то неведомой доселе теплой волной. А при воспоминании о ее борщах, киселях и котлетах, которыми она его без устали потчевала, он и вовсе забыл о неприятностях.
– Сашенька, – проворковала Зойка, стоило ему хлопнуть входной дверью. – Кушать будешь?
– Да, – коротко ответствовал он, намеренно не встречаясь с ней глазами, дабы не дать ей прочесть в них, как приятно ему возвращение в дом, где так уютно и ароматно пахнет пирогами. – Никто не звонил?
Зойка посмотрела на сотовый, оставленный Сашей на подоконнике кухни, и только тут вспомнила, что отключила его с час назад, затеяв возню с тестом. Бледность покрыла ее щеки при мысли о возмездии, которое может последовать за этот с виду совсем безобидный поступок.
– Не-ет, – замотала она головой и попятилась, пытаясь закрыть собой телефон.
– Что, совсем никто? – не поверил он и, обогнув онемевшую враз Зойку, взял сотовый в руки. – Отключила, что ли?
– Прости, Саш, – виновато залопотала она и для убедительности всхлипнула. – Тесто вывалила на стол. Руки все в муке. Думаю, начнет кто звонить, всю трубку вымажу. Прости, пожалуйста. Я не хотела...
Ему вдруг сделалось жаль ее. Он видел, что она напугана. Видел бисеринки пота, мгновенно высыпавшие над верхней губой и которые она тщетно пыталась слизать языком. Он заметил, как она побледнела и сгорбилась, ожидая его оплеух. И на него накатил такой удушающий стыд, какого он, наверное, не испытывал с раннего детства, когда приходилось клянчить деньги у богатых прихожан.
Разве она виновата в том, что ему приходится ее наказывать?! Разве есть ее вина в том, что она является одной из маленьких и второстепенных фигурок в большой шахматной партии, разыгранной большими ребятами?! А ведь никто и никогда не упомянул о ней как о слабой, безвольной бабе. И уж тем более никто ни разу не усомнился в ее умственных способностях. Почему же она тогда не уходит?!
Если она терпит его кулаки, значит, на это есть причина. И Александр понял вдруг, что ему очень сильно хочется, чтобы истинная причина ее долготерпения заключалась в нем самом. Только в нем и ни в чем более...
– Посмотри на меня! – потребовал он, правда, без обычного металлического скрежета в голосе, но все же достаточно строго. – И очки сними!
Зойка сдернула дрожащими пальцами с переносицы очки и растерянно уставилась на Александра.
– Видишь меня? – все еще с заметным рокотом в голосе поинтересовался он.
– Плохо. – Она прищурилась, пытаясь сфокусировать на нем близорукий взгляд, но силуэт расплывался, лишая ее возможности предугадать его действия.
– Зачем ты отключила телефон? – попытался он вернуться к вопросу, который все же следовало обсудить.
– Сашенька, я говорила уже... – Ее глаза наполнились слезами. – Прости...
– Ты мне не врешь?
– Господи, о чем ты?! – Ее руки сами собой ухватились за сердце. – Я для тебя... Саша, я никогда... Господи, как мне сказать?! Ты для меня... Это непередаваемо, понимаешь?! Хотя ты иногда и позволяешь себе... но ты для меня все!
Он видел, что она не врет. Видел, что ее искренность, пусть и излитая так косноязычно, но все же искренность – дается ей не так легко. И это его порадовало. Вот если бы она начала сейчас петь ему дифирамбы, говорить о любви, то он вряд ли бы ей поверил, списав все на ее артистизм или какие другие причины. Но Зойка сейчас была правдива...
– Иди ко мне, – попросил, не потребовал он.
С опаской посмотрев в ту сторону, где он стоял, Зойка медленно пошла ему навстречу.
– Не бойся, не трону, – усовестился он, подстегиваемый ее испугом. – Надо же было так бабу напугать...
Зойка вытянула вперед руки и, ухватившись за его джемпер, тесно прижалась к Александру, задрожав всем телом.
– Ну, ну, детка. – Саша погладил ее по волосам. – Не бойся. Я... больше не трону тебя.
– Правда? – Она подняла к нему бледное лицо, пытаясь поймать близоруким взором выражение его лица. – Почему? То есть я не то хотела сказать... Что способствовало тому, ну... Саша, ну помоги мне!
Он засмеялся, испытав от собственных слов неимоверное облегчение, и потрепал ее по щеке.
Да, он теперь не будет мучить ее и перестанет мучиться сам. Что будет, то и будет. Вряд ли эта женщина стала бы лгать и терпеть подобное, даже ради того, в чем его пытаются убедить...
– Ты будешь кушать? – спросила она, несколько раз судорожно вздохнув и боясь поверить, что буря миновала.
– Конечно, буду, но сначала...
Александр взял из ее рук очки. Аккуратно скрестил дужки и положил очки на подоконник рядом со злополучным сотовым, звонков на который он абсолютно ни от кого не ждал. Затем подхватил Зойку под руку и повел к выходу из кухни.
– Куда же ты? – Она растерянно оглянулась на газовую плиту, на которой громоздились всевозможные кастрюльки и корчики, накрытые чистыми кухонными полотенцами. – Все же остынет!..
– Главное, чтобы я не остыл, детка, – прожурчал он ей многообещающе на ухо. – Главное, чтобы я не остыл...
Эльмира не выходила на улицу уже почти семь дней. Продукты должны были вот-вот закончиться, но заставить себя покинуть квартиру, которую она считала неприступной цитаделью, было выше ее сил. И дело было даже не в том, что она отчаянно трусила, хотя и этот фактор играл немаловажную роль. Просто ей нужно было время, чтобы все хорошенько обдумать и собраться с силами для того, чтобы жить дальше. А вопрос «как жить?» должны были за нее решить со дня на день. Во всяком случае, она этого ждала и даже, признаться честно, немного на это надеялась. Не жить совсем ей не позволят – это однозначно. Она им еще нужна живой и здоровой. Другой вопрос: устроят ли ее их условия?..
Девушка тяжело вздохнула и в сотый раз за минувшую неделю отодвинула картину с весенним пейзажем в сторону. Все в порядке. Сколько можно проверять, черт возьми? Еще пара дней заточения – и замаячит призрак шизофрении.
Да, одиночество, которое она всего каких-то дней десять назад рассматривала как необходимое состояние для возможной переоценки ценностей, начало ее понемногу угнетать. Зойка – паразитка, не звонит, не показывается. Что с ней? С кем она? Неужели ее банщик настолько значимая фигура, что можно забыть о подруге?!
Эльмира возмущенно фыркнула, вспомнив, что приблизительно по такому же сценарию развивались и все предыдущие романы ее подруги. Недельное, а то и более длительное погружение в нирвану. Затем следовало неминуемое отрезвление. Зойка вваливалась к ней в квартиру. Принималась метаться, скулить, обсуждать своего очередного любовника, сомневаться в возможности своей с ним совместимости и как следствие этого – расставание менее чем через полгода.