Они выпили по сто граммов водки, поминая ее родителей, так как шел девятый день с момента их гибели. Оставили на могиле охапку желтых роз, любимых цветов Ангелины. И, стараясь не смотреть друг другу в лицо, двинулись прочь с кладбища.

Эльмира все время молчала. Она не плакала, не стонала, не говорила ни слова. Она просто инерционно двигалась в указанном ей направлении, и все.

Зойка надеялась, что, вернувшись домой, подруга наконец-то сможет разрыдаться, но этого не произошло. Девушка словно окаменела. Она вошла в квартиру. Не снимая обуви и пальто, прошла в комнату родителей и, широко раскинув руки, рухнула лицом вниз на их широкую кровать.

Зойка, следовавшая за ней незримой тенью, осторожно сняла с нее сапожки. Вытянула ее руки из рукавов. Накрыла пледом и пошла в кухню приготовить подруге бульон.

Вернулась она в спальню минут через сорок с дымящейся пиалкой густого куриного бульона. Эльмира спала. Ровное дыхание вырывалось из ее груди. Это немного успокоило взвинченную до предела Зойку.

Спит и спит. Пусть так. В конце концов каждый переживает горе по-своему. Пусть она молчит. Пусть не плачет. Глядишь, со временем все и утрясется. Время все лечит.

Но с Эльмирой дело обстояло иначе. Чем больше проходило времени, тем более странным казалось ее поведение. Ну нервозность – это понятно, некоторая замкнутость – это само собой разумеющееся после такого потрясения, но любопытство... Это, по мнению Зойки, не лезло ни в какие ворота.

– Зачем тебе это?! – кричала она на подругу, возмущаясь очередным желанием той разузнать что-то о ком-то. – Что это изменит?!

– Понимаешь, – при этом Эльмира склоняла головку набок, устремляла взгляд куда-то внутрь себя и говорила: – В нашей жизни не может быть мелочей. Не может быть никаких случайностей. Все, буквально все имеет смысл. Каждая букашка должна выполнить при жизни определенную миссию. И если вооружиться знанием о происходящем вокруг, можно управлять событиями. Можно предотвратить что-то. Или, наоборот, способствовать ускорению чего-то долго-жданного...

– Элка, перестань! – молила ее Зойка, пугаясь всякий раз такого вот странноватого взгляда подруги. – Умоляю тебя! Что произошло, то произошло. Изменить что-либо мы уже не в силах. Да, даже вернув тот день, что ты смогла бы сделать?!

– О-о! – В этом месте лицо Эльмиры обычно искажала гримаса дикой боли. – Все было бы по-другому, понимаешь?! Я бы встала пораньше. Я бы узнала, что за сюрприз они собирались преподнести. Кто звонил моей матери, или кому звонила она. Может, в этом звонке и заключался смысл того, что случилось...

– Почему ты не хочешь признать, что эта трагедия – случайность?! – Тут Зойка обычно принималась плакать. – Тебе же было сказано в милиции, что рядом стоящая машина – точно такая же «Ауди» (марка, цвет, год выпуска), которая лишь слегка пострадала при взрыве, – была напичкана наркотиками. И что, по всей видимости, взрыв предназначался хозяину той машины, а не твоим родителям! Кто-то просто ошибся, и все...

– А если бы я проснулась и села пить с ними чай, то они, возможно, припарковались бы в другом месте... – задумчиво предположила Эльмира, зябко обхватывая себя за плечи. – Никто бы тогда не взорвал их «Ауди». Они были бы сейчас со мной...

– Их нет! – стараясь быть жесткой, обрывала ее Зойка, и разговор заходил в тупик.

Эльмира после этого, как правило, сворачивалась комочком на кровати родителей, замирала на какое-то время и минут через пятнадцать-двадцать засыпала.

Зойке это с каждым днем нравилось все меньше и меньше. Однажды она, не выдержав очередной такой беседы, сделала анонимный звонок психоаналитику.

Тот внимательно выслушал ее, задал несколько наводящих вопросов и затем, печально вздохнув, посоветовал:

– Вам нужно сделать так, чтобы ваша подруга разрыдалась.

– То есть? – не сразу поняла его Зойка.

– Понимаете, стресс не находит выхода, если можно так выразиться. Она замкнулась в себе.

– Но она говорит об этом! – возразила Зойка.

– Это понятно, но она замкнулась в своей боли. Она никого не допускает к ней. Она, возможно, не хочет, чтобы кто-то видел, как сильно она страдает. А может, просто сама не осознает всю глубину этой боли. Мне очень тяжело диагностировать этот случай по телефону, но тем не менее я бы посоветовал вам довести свою подругу до слез...

И Зойка начала планомерно и целенаправленно изводить подругу душещипательными рассказами. Та слушала ее какое-то время молча. Но однажды перебила, посмотрела на нее глазами раненого животного и попросила:

– Зой, не нужно этого. Мне очень больно.

– Да заплачь ты наконец!!! – И Зоя сама разревелась. – Заори на меня, избей, разрыдайся, только не молчи и не спи так страшно!!!

– Как страшно? – непонимающе склонила головку Эльмира.

– Как... как мертвая... – Зойка уже ревела в голос.

Эльмира же внешне оставалась спокойной.

И вот теперь... Шестого марта... Почти год спустя после трагедии это произошло.

Подруга рыдала. Слезы текли по ее щекам. Губы кривились, не в силах сдержать вопли, прорывавшиеся из глубины ее души. Крики были неосознанными, бессвязными, но они несли с собой освобождение. Во всяком случае, Зойка на это очень надеялась. Она готова была расцеловать в обе щеки неведомого ей Данилу, пробудившего Элкино горе ото сна и помогшего ей наконец-то излить его на кого-то. Пусть это будет она – Зойка. Пусть ей почти так же тяжело, как и Элке, но она все выдержит. Ради нее она все выдержит, потому что она любила подругу. Любила как сестру родную, не дарованную ей судьбой. Любила, как любила бы родную мать, если бы та не была кукушкой. И еще Зойка знала, что вдвоем они способны вынести все. Преодолеть и победить любую боль и горе. Лишь бы только быть им рядом. И лишь бы не было между ними недосказанности, что непременно воздвигнет рано или поздно преграду.

Лишь бы не было этого «лишь бы», а все остальное им по плечу...

Глава 3

Эльмира, взвизгнув тормозами своего «Форда», уткнулась бампером в ступеньки крыльца и резко распахнула дверцу. Тетя Зина со своей старушкой-сестрой, вечные сторожа подъездной двери, мгновенно подобрались и подобострастно заулыбались.

– Чегой-то рано? – прошамкала старушка, подслеповато щурясь в сторону девушки. – Чегой-то не на работе?

«Тебе-то что?!» – чесался язык для грубого ответа, но Эльмира сдержалась. В конце концов ее же салом ей же, как говорится, и по... Н-да, ну неважно. Сестры были ни при чем. Это Верка Васильевна устроила ей вчера выволочку, а не они.

Она коротко улыбнулась женщинам и невнятно пробормотала что-то о вынужденном отпуске. Не посвящать же их в то, что с работы она ушла. Причем ушла совсем и возвращаться туда больше не собирается. Глупо было бы и объяснять им истинную причину ее ухода.