— Ты!.. — Масютин снова начал задыхаться от возмущения, задыхаться и краснеть. — Ты нанимала детектива, чтобы он следил за мной?! Ты это сделала?!
— Нет, что ты. Я бы никогда не додумалась. И не думала даже никогда.
Думала, думала, и не раз причем. И в газете объявлений искала телефоны частных сыскных агентств и даже пару раз звонила туда. Потом, правда, передумала. И собралась вроде бы, а потом передумала. Сделалось стыдно и за себя, и за него, а главное, за детей. Им-то за что все это? Они-то чем виноваты?
Женька выбрался из-за стола, с грохотом откинув ногой табуретку. Подошел к ней и, набычившись, процедил:
— Говори немедленно! Кто показывал тебе фотографии, где я со Светкой?!
Он! И со Светкой! Подумаешь!..
Вот мерзавец, а! Говорит об этом, как о невинной шалости, допрашивать смеет. Еще и кричит на нее.
— Виталик, — изо всех сил стараясь говорить спокойно, произнесла Жанна. Хотя ох как было велико искушение впиться ногтями в Женькино холеное красивое лицо. — Мне показал их Виталик.
— Виталик? — Он едва не задохнулся, выплевывая ненавистное имя. — Тебе показал их твой бывший Виталик?! Я ничего не перепутал, а?!
— Нет, ты ничего не перепутал.
Ей немного полегче сделалось от его потрясения. Крохотное такое, но все же зародилось удовлетворение от масютинской перекошенной физиономии. Когда-то же надо было стирать самодовольство с ее безупречно совершенного мужа. Почему не теперь? Не теперь, когда он, вывалявшись по самые уши в грязи и попутно изваляв всю свою семью, еще пытается и ее призвать к ответу.
— Нет, ты ничего не перепутал. — Жанна подняла свое бледное лицо, хотя и опасалась, что он снова может ее ударить. — Мне показал фотографии твоего блуда мой бывший жених Виталик. Догадываешься, почему он это сделал?
— Не-ет, а почему? — Масютину снова сделалось страшно.
Какой-то дурацкий сценарий получался. Все не по правилам и все не так.
— Потому что ему очень хотелось тебя наказать, я думаю, — пробормотала Жанна задумчиво, по ходу анализируя похвальное рвение Виталика. — Ты когда-то отнял у него самое дорогое. Наверное, пришла пора поквитаться.
— Так, постой… Постой… Я ничего не понимаю… — Женька ухватил ее подбородок, но сильно стискивать не стал, держал крепко, но не больно, просто заставляя смотреть на него. — Ты что, виделась с ним?! Виделась спустя столько лет?! Так?!
— Угу.
— Ты нашла его или?..
— Или! — перебила Жанна, смотреть на его болезненное изумление снова стало приятно. — Это он нашел меня, хотя я и не терялась. Разве что только для тебя.
— Так, так, так… Он нашел тебя, чтобы… Чтобы показать тебе фотографии!
Масютин вдруг совершенно по-бабьи всплеснул руками, выпуская ее лицо. И заходил по кухне семимильными шагами, совсем не замечая, что задевает широченными плечами сковородки, развешенные на противоположной стене.
Он не замечал, он думал. Думал, время от времени косясь на Жанну то с подозрением, то будто бы о чем-то догадываясь. Уж до чего Масютин там додумался, было одному ему известно, но маршировал он, размышляя, достаточно долго — минут десять, никак не меньше.
Жанна все это время так и простояла, привалившись к подоконнику. Смотрела на своего мужа, слушала собачий вой, рвущийся в открытую форточку с улицы, и тоже по примеру Масютина размышляла.
— Так!
Женька остановился внезапно. По привычке, не глядя на нее, сдернул с волос резинку, расчесал спутанные пряди пальцами, снова сделал хвост, тоже еще плейбой…
И произнес, нацелив на нее палец:
— Когда он показал тебе эти фотографии? Только не вздумай врать!
— Сегодня.
— Ага, хорошо… Сегодня он показал тебе эти фотографии… Почему после того, как она сгорела, а? Ты не задавалась таким вопросом, милая супруга?
— Нет, если честно, мне было не до этого. Мне было до того, как нежно ты целовал ее, обнимал, шептал что-то на ухо. О любви, наверное, о которой со мной тебе так невыносимо говорить. Вот до чего мне было, Масютин! А не до вопросов, почему Виталик ждал столько лет, прежде чем снова объявился! — И об этом в повисшей паузе, когда Масютин совершал демарш по их кухне, она, кстати, думала тоже.
— А почему он ждал столько лет, Жан? Почему? Не знаешь? А я тебе отвечу! Я догадался! Это он убил ее! Он! Убил, чтобы меня подставить! А тебя… — И тут он вдруг глянул на нее, как тогда, давно — в юности на одной из вечеринок, — оценивающе и внимательно. — А тебя чтобы забрать себе! Тебя и моих ребят! Вот скотина, а?! Ладно, разберемся… Но я почему-то просто уверен, что Виталик приложил к этому делу руку, Жанка! Он!
— Я тебя разочарую, дорогой. — Жанна оторвалась от подоконника и медленно прошла мимо Женьки, намереваясь укрыться от его возможного гнева в спальне. — Он не мог этого сделать.
— Да ну! И почему же? Не потому ли, что в это время был с тобой, а, жена?
Он с недоверчивой ухмылкой наблюдал, как она проходит мимо него с вытянувшейся в струну спиной, с гордо выпяченной грудью. И ему захотелось, непонятно с чего, вдруг дотронуться до нее. Пощупать, ущипнуть, ощутить упругость тела — которое стало как-то подзабываться — под прохладой гладкого шелка.
У Светки грудь была крохотной, еле-еле угадывалась в ладони, а Жанкина… Жанкину можно было демонстрировать за деньги, хотя он порой и задаром не хотел.
Зажрался? Может быть, может быть…
— Жан, ты погоди. — Масютин покорно поплелся сзади, алчно пялясь на свою жену, которую какой-то там неудачник вдруг захотел вернуть себе спустя столько лет. — Да погоди ты!
Он поймал ее за локти сзади и прижал к себе, тут же ухватив за грудь, смяв ее по-хозяйски пальцами.
Все так, как и казалось. Упругая, тяжелая, с моментально отвердевшими сосками.
— Пойдем, а? — прошептал он ей на ухо. — Жанка, я тебя хочу, кажется… Пойдем, а?
— Масютин, ты!.. — Она вдруг начала вырываться, с невероятной силой выдергивая из его пальцев край костюма, за который он ее поймал. — Ты чудовище!!!
— Почему это? Я нормальный мужик, который хочет свою жену. Чего тут чудовищного? — Он все наступал и наступал, тесня ее к спальне, и ему все не давали покоя ее соски, крупными горошинами сверлящие прохладную голубизну костюма. — Ты же красавица у меня, Жанка. И нет ничего удивительного в том, что… Разденься, а, Жанка! Разденься!
И Масютин, снова поймав жену за край костюмной распашонки, резко потянул ее кверху. Безупречный пупок, который все же проигрывал в сравнении со Светкиным. Знакомые до оскомины изгибы талии, грудь и…
Он просто остолбенел, заметив синяк на ее левой груди. Остолбенел и минуты три рассматривал и трогал пальцем, обводя контур лилового кровоподтека аккурат возле самого соска. Жанна больше не вырывалась. Покорно стояла, притиснутая его коленом к стене, и наблюдала с болью, как Масютин разглядывает ее синяк.