– Ага, а еще кровью, грязными бинтами и стерилизационным материалом. Тьфу, тьфу, тьфу… – она закатила глаза, тут же услышала шум в дальнем углу отделения и тут же потянула Ваньку за рукав. – Вон твой Виталька идет. Господи, да он весь в крови, Вань! Мне страшно!
– Ночами по городу метаться ей не страшно. В чужие квартиры вламываться и пожары тушить ей не страшно… – начал он заунывно.
– Я не думала в тот момент… – перебила его Ася недовольно.
– Вот, вот! Причем ты не только в тот момент не думала, а вообще никогда. Не было еще таких моментов в твоей жизни, чтобы ты хоть раз подумала основательно и конкретно. Одно слово – чучело! – Наговорив ей таким вот образом кучу гадостей и не испытав при этом никаких угрызений совести, Ванька тут же обратил свое внимание на Виталика, который стремительно к ним приближался. – Здорово, друг.
– Привет. – Виталик им скудно улыбнулся, тут же озабоченно пробормотав: – Дрянь дело, Вань. До ночи она не дотянет. Оперировать нельзя – крови потеряла много. Почти все время без сознания. Ты ничего не узнал о ней? Умрет у меня в отделении, мне же вопросы начнут задавать. Сказать, что на улице ее подобрали, я не могу. Должен был давно сообщить куда следует. Втянули вы меня в историю, ребята… Что делать-то, Вань?
Он замолчал, не забывая посматривать из-за Ванькиного плеча и любовно оглядывать Асю. Ей было неловко под таким его взглядом, но чувство вины за подкидыша, как она окрестила несчастную девушку, заставляло ее сдерживаться и помалкивать.
– Асенька, ты все хорошеешь! – выдал Виталик минут через пять. – Как здоровье? Ничего не беспокоит? А то, может быть, я мог бы чем-нибудь помочь?
Ну вот никакого скрытого смысла не было в его вопросе! Абсолютно никакого! Элементарный вежливый интерес и только. Но это для них: для Аси и Виталика. Ирод же мгновенно сделал стойку, нащупав прекрасный момент для сарказма.
– С чем у нее проблемы, Виталик, так это с мозгами. Но здесь ты, думаю, бессилен. Как и вся медицина, в принципе. – Ванька хмуро оглядел Асю с головы до ног, покачал укоризненно головой и тут же добавил без намека на тепло и раскаяние: – И хорошего в ней нет ничего, это ты врешь. Стрижку сделала дурацкую. Из штанов и курток не вылезает, тинейджер хренов. Ох, недосмотрели в детстве, ох недосмотрели…
Повисла неловкая пауза. Виталик растерянно переводил взгляд с Ваньки на Асю, не зная, как реагировать на вольность словарного запаса друга. А друг же казался совершенно и непередаваемо довольным собой. Ася попыталась прогнать с лица пунцовый румянец. Ей бы очень хотелось сейчас наплевать на все, повернуться и уйти с независимо поднятой головой, пока еще на это были силы и пока она не расплакалась от обиды и стыда. Но уйти было нельзя. В этом отделении умирала сейчас девушка, которую она пыталась спасти прошлой ночью.
– На нее нельзя взглянуть? – выдавила она через минуту, немного справившись с собой и загнав злые слезы подальше.
– Зачем? – удивился Ванька. – Ты же не переносишь вида крови, сама же говорила! И вообще…
– Виталик, можно? – Ася с мольбой посмотрела на доктора. – Пожалуйста! Может быть, она вспомнит о чем-то.
– Она без сознания! – снова рявкнул нелюбезно сводный братец.
– Виталик говорил, что у нее бывают моменты просветления, – стояла на своем Ася.
– Ага! И ты ей эти самые моменты хочешь отравить до конца, так? – Иван неподобающе выругался и направился к выходу. – Как хочешь, а я не пойду!
«И я даже знаю, почему», – так и рвалось с Асиного языка, но она в который раз за день проявила благоразумие – промолчала. Ну, боится он, что девушка его узнает, что тут поделаешь! Ей лично все это понятно. Непонятно другое: почему Ванька тоже, как и ее Ленька, чего-то боится? Почему? И зачем тащился тогда сюда, если не был намерен взглянуть на нее? О самочувствии мог бы справиться и по телефону. И зачем тогда твердил Асе, что посадит ее у постели умирающей в роли сиделки? На испуг брал? Чудные дела твои, господи…
Дверь от Ванькиного пинка отлетела в сторону, разбавив больничную затхлость апрельской свежестью. Пронзительный свет скользнул по стенам коридора, добрался почти до самых их ног и замер. Потом Ванька с треском вернул дверь на место, и в коридоре снова стало сумрачно.
Виталик задумчиво пожал плечами. Сунул руки в карманы халата, забрызганного мелкой россыпью капель крови. Снова улыбнулся Асе скуповатой вежливой улыбкой и пошел к застекленным дверям.
– Учти, выглядит она… Зрелище не для слабонервных, одним словом… – пояснял он на ходу едва поспевающей за ним Асе. Потом нырнул в приоткрытую дверь ординаторской, дернул с вешалки халат и протянул его ей. – Надевай прямо на куртку. И это… учти: ей очень больно. Очень! Мы вкалываем ей обезболивающие, но… Она стонет все время и зовет кого-то по имени.
– Кого? – Ася мчалась за доктором почти бегом. – Это очень важно, Виталик. Очень! Кого она звала?– Я не знаю, то ли Лену какую-то, то ли Леню. Трудно разобрать. Побудешь с ней, может, чего и поймешь… Ты ведь побудешь? Мне Ванька обещал поддержку. У меня с сестрами проблема. К тому же сегодня воскресенье, народу не хватает. Ей трижды за день нужно делать перевязку, а ассистировать некому. Он, конечно, не уточнял, что поддержка будет в твоем лице, но коли так уж вышло… Так как?
– Да, да… Раз нужно… – пробормотала потрясенная Ася. – А Ванька, по-моему, сам не знает, чего он на самом деле хочет. Не обращай на него внимания.
Господи, кого же все-таки зовет эта бедная девушка? Лену или Леню? Если Леню, то это понятно, а если Лену… Кто такая эта Лена, к которой взывает человек, находясь почти за гранью жизни? А может, это ее зовут Лена? Или она пытается сообщить что-то очень важное про какую-то Лену и боится, что не успеет… Или…
Гадать можно было сколько угодно, не приблизившись к разгадке ни на шаг.
Ленька что-то знал, потому и подвергся нападению. Знал и боялся, потому и не разрешил ей вызывать милицию или сообщать кому-либо о нападении на него. Потому и не звал на помощь, когда его насильно усаживали в «Жигули» восьмой модели, хотя мог бы. Стопроцентно мог, раз во дворе маячила грозная фигура дворничихи Сони – та способна поднять шум почище канонады. Однако Ленька позволил себя увезти. Или похитить.
Ванька тоже что-то обо всем этом знает. Свидетельством тому – фотография, где он запечатлен с девушкой. Знает и благоразумно помалкивает. Вот и в палату вместе с ней не пошел, услышав о том, что она почти все время без сознания. Что значит «почти»? Это значит, что проблески сознания ее все же посещают. А ну как узнает его и скажет что-нибудь такое, после чего…
Опять Ася об этом! Не виновен Ванька, ни в чем не виновен! Она же убедила себя уже в этом, так чего ж тогда..
Ася замерла перед скособоченной дверью с облупившейся краской и мысленно перекрестилась.
Пускай все пока остается на своих местах. Никаких ярлыков и обвинений до тех пор, пока она не будет иметь на руках стопроцентное доказательство чьей-либо вины. Сейчас у нее существует лишь убежденность в том, что оба – и Ванька, и Ленька – что-то знают. Это факт бесспорный. Но также факт то, что ни один из них не желает делиться своими сведениями с ней. Вопрос: почему? Вот чем ей нужно заняться в первую очередь – выяснить причину их скрытности. И начинать нужно с этой самой девушки, к которой ее ведет сейчас хирург-травматолог Виталик. Хороший он человек, Виталик. Наверное, единственный незапятнанный человек, единственный непричастный и не задействованный в этом чужом дурацком детективе, в который Ася оказалась случайно втянутой. И который вдруг ни с того ни с сего прилип к ней, сделавшись на удивление личным.