Послышался скрежет. Женщина перевела дух и продолжила:
– Утопленную педаль держим, рычаг переводим на первую скорость.
Раздался скрип. Юля продолжала:
– Теперь осторожно отпускаем сцепление, одновременно поддавая газу!
Я с сочувствием покосилась на водительницу. Отлично помню, как сама училась рулить! [12] «Созвездие жадных псов», издательство «Эксмо».> Каждый раз возвращалась домой с трясущимися руками-ногами и нервным тиком.
– Плавно, без рывков, – бубнила Юля, – вот так.
«Покойник» резко прыгнул вперед, меня стукнуло о торпеду.
Юля завизжала и по глупости нажала на газ. «Мерседес» подскочил, словно заяц, и полетел по дороге, стремительно приближаясь к тому месту, где змеился хвост из автомобилей, мечтающих въехать на МКАД.
– Мама! Он катится! – голосила Юля, – едет! Несется! Стой! Тпру! Туда нельзя!
Я вцепилась в сиденье и закричала:
– Тормоз! В полу есть педаль, жми на нее.
– Там три штуки, – вопила Юля, – откуда я знаю, на какую жать!
– На левую! – посоветовала я, и в ту же секунду «покойник» развил бешеную скорость.
– На правую! – спешно поправила я. – На правую.
– Их три! – зарыдала водительница. – Та, что посередине, считается?
Анатолий сзади подался вперед и просунул между сиденьями голову, Юля закрыла лицо руками и завизжала, я перехватила руль и сумела повернуть в узкий переулок. Стало чуть спокойнее, на этой улице не было движения. Сейчас как-нибудь остановимся.
– Вытяни руки. Держи руль, – велела я Анатолию, – я спущусь вниз и руками нащупаю тормоз.
– Мама, мама, мама, – визжала Юля.
– … мать… мать… мать, – вторил Толя.
Я кое-как сползла с кресла, изогнулась, но не успела дотянуться до педали, где сучили ноги Юли. «Покойник» неожиданно резко прекратил движение.
Меня мотнуло вперед, Юля заорала сиреной, сверху упала подкладки крыши, наступила тишина. На этот раз я не испугалась, быстро выпуталась из брезентовой тряпки, скинула ее с Юли и спросила:
– Ты жива?
– Нет, – прошептала она.
– Хорошо, – ответила я и обернулась: – Толя, вы как?
Тот сидел, запрокинув голову. Меня царапнуло беспокойство.
– Анатолий?
Ответа не последовало.
– Что с ним? – прошептала Юлия и сжала кулачки.
На секунду я растерялась. «Мерседес» отъехал не очень далеко от «ракушки», наверное, мы сейчас находимся за пару кварталов от гаража. Но местность мне незнакома, Антона рядом нет, у Юли через секунду начнется истерика, и, кажется, Анатолий сильно травмирован, у него изо рта течет струйка крови. Моя сумочка вместе с сотовым осталась дома. Я пошла с Антоном, забыв прихватить мобильный. Так, Лампа, успокойся. У людей не всегда была сотовая связь. Каким образом решались ранее проблемы? Ну, допустим, Амундсен! Он шел к Северному полюсу, ехал на собаках и не надеялся на вызов МЧС. Шойгу тогда еще не родился, о службе спасения никто и не думал. Похоже, исследователю пришлось туго, но он же справился! Чем я хуже? Сейчас соображу, как надо действовать.
– Он умер? – тихо спросила Юля.
– Конечно нет, – неуверенно ответила я, – все будет хорошо.
– Толик, мне деньги нужны, – вдруг сказала Юлия.
Я вцепилась руками в сиденье. Вот здорово! Баба сошла с ума, со мной в машине тяжело раненный мужчина и его психически неадекватная жена.
– Толик, дай денег, – велела Юля, – на новую сумку.
Супруг не произнес ни звука.
– Пожалуйста, не волнуйся, – сказала я.
– Он помер, – констатировала Юля, – на проверочные слова не реагирует. У меня есть тест. Надо у Тольки бабок попросить. Он, когда про деньги слышит, всегда бесится. Раз молчит – значит умер. Иначе никак. И кровь идет. Вау!
– Дай мне свой мобильный, – прошептала я. – Все будет хорошо!
Юля чуть сдвинула брови.
– Зачем тебе телефон?
– «Скорую» вызвать, – прошептала я.
– Мобила у Толика в куртке, – неожиданно весело пояснила Юля, – щас найду. Небось в городе пробки!
Я знаю, что люди по-разному реагируют на стресс, одни моментально теряют голову, принимаются рыдать, бьются в истерике. Другие, наоборот, становятся деловитыми, не разрешают своим чувствам взять верх над разумом, зато спустя несколько недель, а то и месяцев впадают в так называемое посттравматическое состояния. Юля, кажется, принадлежит ко второй категории. Поэтому она изо всех сил пытается вести ничего не значащий разговор.
– Машин лом, – тараторила Юлия, – МКАД как муравейник, а на вертолете врачи не полетят. Нам их часов пять ждать, да?
– Ну что ты, – с фальшивой бодростью воскликнула я, – давай добывай сотовый, реанимация тут же прилетит.
Юля медленно расстегнула ремень безопасности, ее руки действовали, словно в замедленном кино. Ей понадобилось почти десять минут, чтобы перелезть на заднее сиденье.
– Он умер! – крикнула она. – Труп! Не дышит, кровь идет! О! О! О! Я куплю себе черное платье! Видела позавчера в витрине, шикарное, до колен. Шелковое, в обтяг, тут бретели. Лампа! Я не ошиблась, тебя так зовут, эй, слышишь меня?
Я кивнула, а она продолжала:
– Лямки тонкие, надо сверху пиджак накинуть. Самые лучшие у Армани! Приталенный, на одной пуговице, лацканы и шлицы. Неужели он помер? Господи! Вот радость-то! Я теперь вдова! А к платью необходимо пальто!
Я в изумлении уставилась на Юлю, которая, обшаривая карманы Анатолия, трещала, как молодая сорока.
– Или лучше полушубок! Теперь я могу сама деньги тратить! Куплю джип! Шубку! Поеду на Карибы! У нас осень, там весна с кокосами! Обожаю океан! Ну куда он бумажник подевал? Я с двенадцати лет мечтала: вот распишусь с мужиком, а он быстренько помрет и оставит мне денежки. Уж как я горевать буду! Все глаза на Мальдивах выплачу! Буду только темные сарафаны носить и…
Юля оперлась на живот погибшего, Толик резко выдохнул.
– Мама! – взвизгнула вдова. – Он сопит!
Анатолий дернул пару раз руками, поднял голову, посмотрел на оторопевшую жену и спросил:
– Какого хрена ты меня душишь? Уселась сверху, небось не Дюймовочка!
– Ты жив? – пролепетала Юля и зарыдала.
Анатолий ласково похлопал супругу по спине:
– Ну ладно, не плачь. Че со мной случится? Встал рано, в полшестого, вот и заснул. Машина остановилась, меня и вырубило. Перестань, ишь, расстроилась! Да я еще двести лет проживу!