— Президент через два дня прилетает в Грозный, — каждое слово давалось Илзе с трудом. — Будет очередное вручение наград на площади…
Суворин шумно выдохнул сквозь зубы.
— Откуда ты знаешь? — резко спросил он.
— Телевизор. В лагере был телевизор, — ответила наемница. — И еще — радио.
Панкрат внимательно посмотрел ей в глаза.
— Врешь… — само сорвалось с губ. Илза пожала плечами.
— Верить или нет — ваше дело. Мне кажется, это шанс… Более реальный, чем добираться до Москвы. Тут подал голос Шумилов:
— Она говорит дело, Панкрат…
— Она — убийца! — взорвался вдруг тот, подаваясь вперед и хватая сержанта за камуфляж на груди. — Она убивала наших ребят, понимаешь? Как ты можешь ей верить?
— Но ты же доверил ей управление вертолетом… — тихо произнес Шумилов. — Почему ты не убил ее сразу?
Суворин отвернулся от спецназовцев и сел, потирая ладонью вдруг вспотевший лоб.
А в самом деле, почему?
— У меня не было выбора, — глухо произнес он. — И вас надо было вытаскивать…
— Думаешь, у нас сейчас есть выбор? — прозвучало из-за спины.
Это заговорил Чепрагин.
— Дагестан или Грузия — это не выбор. Когда мы проберемся в Россию, нам черта с два позволят попасть на аудиенцию к президенту. И это при условии, что мы доживем до того момента, когда нам откажет какой-нибудь вшивый бюрокретин.
Лейтенант тяжело вздохнул:
— Я тоже не знаю, что движет Илзой, но… Суворин поднял руку в останавливающем жесте:
— Я понял тебя, Петрович.
Пересилив себя, он повернулся к наемнице:
— Что еще тебе известно?..
Горючее закончилось через полтора часа после того, как они покинули место своего первого привала. Президентский самолет еще даже не начали заправлять — там, в далекой Москве; но они — трое спецназовцев, наемница и полевой командир — даже не знали об этом.
— Топливо на исходе, — просто сказала Илза, когда до Грозного оставалось всего ничего — километров сорок. — На посадку пока еще хватит.
Суворин почему-то не поверил ей. Скорее инстинктивно, по причине обычной неприязни, граничившей с ненавистью, чем осознанно, как человеку, действительно не заслуживающему доверия. Хотя у него не было реальных причин не доверять ей. То, что она была наемницей у чеченцев, как-то отходило на задний план после ее участия в бегстве Суворина из чеченского лагеря. Да что там участия — она одна все это и организовала, и осуществила. Но он не мог себя заставить относиться к ней иначе. И никто на его месте не смог бы — разве что сам всепрощающий Иисус.
Панкрат не был богом. Он был солдатом. Поэтому он спросил, не скрывая подозрительности в своем голосе:
— Ты уверена?
Илза только пожала плечами. Он, однако, успел заметить, как дернулось ее правое веко. Наемница нервничала — видимо, помнила о том, что он обещал ей после того, как надобность в ее услугах отпадет. Суворин не смог сдержать довольной ухмылки. Действительно, врать вроде бы она не должна — чем дольше летит вертолет, чем дольше нужен человек, умеющий им управлять, тем дольше проживет Илза.
— Сажай, — приказал он. — И давай сюда планшет. Прямо под ними простирался извечный пейзаж, набивший оскомину и надоевший до тошноты, и… В общем, все те же сопки, все то же редколесье, словно последние волоски на дряблой коже старческих черепов, все те же поблекшие краски: все оттенки серого, черного и прочих малоприятных цветов.
Илза молча подала ему карту и повела машину вниз.
* * *
Суворин молча обвел глазами стоявших перед ним людей.
Чепрагин. Бледное лицо, запавшие глаза, заострившийся подбородок. Нелегко пришлось парню. Взгляд, однако, не потух — под черным пеплом тлеют уголья мести, пышет жаром затаенная угроза и ненависть. За родителей, погибших во время теракта, за всех прочих… За русских.
Шумилов. Еще опирается на ту же самую клюку, что вырезал ему когда-то — кажется, целую вечность назад — Панкрат. Молодец, выдюжит сержант-капитан, как его там… Хоть и не бегает еще, а в бой пойдет.
Рашид. Обуза, балласт, который не бросишь. Без него ноутбук — хороший компьютер, не больше. Его сохранить надо, сберечь, привести пред светлые президентские очи…
Илза. А вот с этой мы сейчас разберемся… Дрожит? Глаза блестят? Не положены снайперу заплаканные глаза, тебе ли не знать, стерва, от этого и цель в перекрестье не поймать…
— Ждите здесь, — наконец буркнул Суворин, обращаясь к своим товарищам. Сам же недвусмысленно вытащил из-за ремня пистолет. — Пойдем-ка со мной, красавица.
Неожиданно подал голос Чепрагин:
— А может, не стоит, командир…
Панкрат так на него посмотрел, что лейтенант поперхнулся, не закончив фразу, и невольно сделал шаг назад. Взгляд Седого подействовал на него, как удар в солнечное сплетение.
— Не думай даже, — металлическим голосом отрезал Панкрат.
И он поманил Илзу за собой. Той рукой поманил, в которой оружие было. Не оглядываясь, Суворин развернулся и шагнул в сереющую утреннюю темноту, туда, где змеился овраг, по краям поросший невысоким кустарником. Худосочные его заросли, конечно же, не могли скрыть от оставшихся на холме того, что должно было произойти, но утренний туман с успехом должен был выполнить эту задачу.
Наемница сделала несколько шагов следом. И вдруг обернулась. Повернула голову к Чепрагину, на Рашида и Шумилова не взглянула. Ее бледное лицо показалось лейтенанту застывшей алебастровой маской, на которой резко выделялись темные прорези глаз. Из них как будто повеяло чем-то безысходным, чем-то таким, о чем порой доводится жалеть всю жизнь. И, хотя посмотрела она на лейтенанта, рванулся в ее сторону почему-то Шумилов. Но Чепрагин вовремя удержал его, крепко стиснув запястье руки, сжимавшей набалдашник трости.
* * *
Они спустились в овраг: наемница впереди, Суворин — следом, держа в руке пистолет. Склон оказался не слишком крутым, но выцветшая трава была скользкой от росы, и Илза поскользнулась, уже почти достигнув дна. Она упала как-то странно, даже не взмахнув руками для восстановления равновесия, и спиной проехалась по траве.
Панкрат, не двигаясь, ждал, когда она поднимется. Он стоял полуметром выше и наблюдал, глядя сверху вниз, как наемница выпрямляется и машинально отряхивает камуфляж, испачканный грязью. Разумеется, он ничего не сделал, чтобы ей помочь.
Встав на ноги, она откинула со лба белую прядь волос и молча посмотрела на него.
— Зачем ты ее убила? — произнес вдруг, неожиданно для самого себя, Панкрат. — Она была всего лишь врачом…