Зинаида осеклась, потом забубнила:
– Николая Ефимовича нет, с фабрикой непонятно что. Ладно. Лена Косулина работала с магазинами. Она постоянно отыскивала для нас новые торговые точки, моталась по Москве и области. Вообще-то безвылазно в офисе находились только я, Антонина Михайловна и Оля, остальные часто отсутствовали. Николай Ефимович встречался с заказчиками.
– Вы недавно говорили, что Усков приходил в девять и жил в кабинете, – удивилась я.
– Да, точно, – кивнула Ромина, – но иногда он отъезжал. Говорил Оле: «Помчался в центр, авось привезу заказ». И уматывал на весь день. Возьмет свою жуткую сумку и в машину. Портфель он не любил, везде с баулом ходил.
– И добивался успеха? – задала я праздный вопрос.
Зинаида пригорюнилась.
– Плохой из него был переговорщик, наивный и честный. Все расстраивалось, не заключались контракты, дни впустую тратил.
Я опомнилась. Зина вновь заговорила о редкостной порядочности Ускова и уводит меня подальше от Лены.
– Вернемся к Косулиной! Выкладывайте, что с ней случилось!
– За день до беды с Усковым Лена неожиданно приехала в офис в середине дня, – завела Зинаида.
– Это странно? – уточнила я.
– В принципе, да, – неохотно подтвердила она. – Леночка допоздна по Москве носилась. Если ее в офисе с утра не было, значит, Косулина в поиске. Иногда она на телефоне висела, могла неделю никуда не выезжать, но коли укатила, назад не жди.
– Так, – кивнула я, – дальше.
– О чем-то они с Николаем Ефимовичем гутарили, – наконец-то стала откровенной Зинаида. – По рабочим вопросам – Лена в кабинет с папкой вошла. Двери у директора плотные, Николай Ефимович обил их звукоизоляцией…
Я не поняла.
– Звукоизоляцией? Но тут не радиостудия.
Рассказчица начала сметать со стола невидимые пылинки.
– Усков страдал головной болью, ему мешал шум. Громкий звук мог вызвать у Николая Ефимовича мигрень. Так вот, что-то они очень серьезно обсуждали, я голоса слышала, но слов не разобрала. Потом Косулина ушла, за ней уехал Усков. Около четырех он вернулся, нас с Полиной, Антонину Михайловну позвал и огорошил: «Трудно говорить, девочки, но у нас беда!» Мы втроем одновременно спросили, что случилось. «Право, мне нелегко говорить, но Лена уволена», – сообщил Усков. Нашему изумлению не было предела, даже слов не нашлось. «Понимаю вас. Сам потрясен, – продолжал Николай Ефимович. – Косулина нас обманывала, завышала отпускную цену, сдавала игрушки в магазины дороже, чем нам говорила, разница оседала в ее кармане. Я случайно узнал правду. Вы уж не болтайте – такой удар по имиджу фирмы!»
Вот вам наша первая беда – воровка в коллективе.
– Малоприятная история, – согласилась я. – Зиночка, крохотное уточнение. Справа дверь в кабинет Ускова?
Ромина ткнула пальцем:
– Там табличка.
Я расплылась в сладкой улыбке.
– А ваше рабочее место вон в той комнате напротив?
– Правильно, – насторожилась Зинаида.
Я встала, открыла тяжелую дубовую дверь, отделяющую рабочее помещение хозяина от общей территории, увидела небольшой тамбур, еще одну, обитую кожей створку и повернулась к Роминой.
– У вас, однако, уши горной козы. Только это животное способно уловить что-либо за двумя дверями.
Тетка опустила глаза.
– Оля отпросилась в парикмахерскую, я сидела тут, заменяла секретаршу.
– Все равно я сомневаюсь, что из кабинета могли долететь какие-то звуки, – уличила я Ромину во лжи. – Николай Ефимович постарался, чтобы шум не проникал в его комнату и из нее.
Художница схватила новую салфетку, скомкала ее и заплакала.
– Мне стало интересно, чисто по-человечески, о чем они там болтают. У Лены был такой загадочный вид! Обычно она ходила насупленная, угрюмая, а тут – просто майский день. Влетела в приемную, рот до ушей и тараторит: «Зинуля, приветик! На улице суперская погода». Что это ее так обрадовало? Ну я и решила узнать.
– Удалось? – сурово спросила я.
– Нет, – выдохнула Ромина. – Звукоизоляция слишком хорошая. Я догадалась присесть и ухо к замочной скважине приложить. Сначала одно «бу-бу-бу» доносилось, потом Лена громко и четко сказала: «В магазине «Роже» был ваш брат? Не смешно! И как с моим предложением?» Затем вновь начался бубнеж. Больше ничего. Честное слово.
Очень часто мы не обращаем внимания на очевидные вещи. Оперативно-следственная бригада, изучая кабинет Николая Ефимовича, не задалась вопросом: зачем владельцу крохотного, дышащего на ладан предприятия, который экономит на одежде и раскатывает на непрестижной дешевой машине, тратить серьезные деньги на установку в своем кабинете двери из цельного массива дуба? Причем вторая обита кожей, под ней прощупывается пухлый изоляционный материал, в тамбуре на полу лежит толстый палас, а стены отделаны особым шумопоглощающим материалом, который используется в радиостудиях. Будь Усков владельцем завода, производящего ракеты, я бы поняла меры предосторожности, но кому нужны лохматые обезьяны? Навряд ли конкуренты засылали в офис шпионов. Что хотел скрыть директор? На светлый облик покойного наползла серая тень.
Я открыла дверь в кабинет и без приглашения шагнула во владения Николая Ефимовича. Ничего особенного, за исключением большой витрины, где за стеклом были расставлены игрушки. На второй полке, между розовым щенком и ядовито-зеленой лягушкой, восседал разноцветный слон, родной брат найденного возле несчастной Светланы Мешанкиной.
– Образцы нашей продукции, – дрожащим голосом пояснила вошедшая за мной Зинаида.
Я молча осматривала комнату. Ну почему опербригада не заинтересовалась игрушкой? Ведь Антонина Михайловна решила сэкономить и взяла уродца на работе! Хотя зря я осуждаю коллег Шумакова. Такого слона можно приобрести и в магазине. Вот только я сейчас получила лишнее подтверждение причастности Кирилловой к смерти Светланы Мешанкиной. Но одновременно мне в голову пришел новый вопрос: случайна ли смерть Ускова? Двери в его кабинет очень смущают. Зачем столь серьезная звукоизоляция?
Я повернулась к Роминой:
– Вы подслушивали одна?
– Вдвоем неудобно, – потупилась Зинаида.
– Ни Полина, ни Оля в этом не участвовали? – не успокаивалась я.
– Коврова сидела в салоне, а Касаткина ушла обедать, здесь больше ни души не было.
– Где сейчас Полина? – спросила я Ромину.
– Не знаю, – пожала плечами Зина. – Говорю же, мы в растерянности. Она сегодня не явилась в офис.
– Дайте ее телефон и адрес, – приказала я.
– Сейчас, – дрожащим голосом пропищала художница. – Только не разговаривайте со мной так сурово! Я ни при чем, и мне страшно. Приехала на службу и не знаю, куда деться. Решила стол разобрать – кто-то ведь должен этим заняться. Вот, смотрите, тут и адреса, и телефоны, и снимки, включая самого Николая Ефимовича.