– Что ты натворила, старая карга! – отрывисто гавкал кто-то над ее головой. Аля попыталась открыть глаза, но не смогла: ресницы как будто слиплись. Резко пахло чем-то кислым, ныл затылок, в висках отдавало тупой болью. – Нет, ты подумай, совсем одурела на старости лет, слепая корова! Что теперь прикажешь с ней делать, дурная твоя башка? Угробила девчонку-то!
– Ой, батюшки, батюшки-светы! Помилуй, господи, за грехи наши тяжкие! Горе-то какое, – тоненько запричитала чуть поодаль какая-то пожилая женщина, потом голос ее посуровел и в интонации послышались ворчливые нотки: – Это ты, ирод поганый, во всем виноват! Если это клиентка твоя, то почему дверь не открыл?
– Задремал, – виновато оправдывался мужской голос.
– Задремал, – ехидно поддела его женщина. – Пердун старый, прости, господи! Ой, батюшки! Свят, свят, свят… – опять запричитала женщина. – Откуда, скажи на милость, окаянный, мне было знать, что это клиентка твоя? На ней же не написано, что она зубы пришла лечить! Гляжу, дверь в нашу квартиру открыта, а она с большой сумкой рядом околачивается. Ну, я и треснула ее бутылкой по голове с перепугу. Думала, воровка квартиру нашу обчистила.
– Тихо, не вой, кажется, обошлось, живая она, – горячая сухая рука коснулась шеи девушки.
Алевтина непроизвольно дернулась и наконец разлепила глаза. Над ней склонились два лохматых круглых человечка, похожие на гномов, страдающих ожирением, с совершенно одинаковыми красными лицами, маленькими глазками, кустистыми бровями и носами-картофелинами. На мгновение Алевтине показалось, что у нее двоится в глазах. Она несколько раз моргнула и сощурилась – но количество жирных гномов перед глазами не уменьшилось: их по-прежнему было двое, и они по-прежнему разглядывали ее с беспокойством и участием. Лишь внимательно приглядевшись, Алевтина поняла, что со зрением у нее все в порядке. Над ней склонились два разных человека: мужчина и женщина, но похожие друг на друга как две капли воды. Даже одежда у них была одинаковой: клетчатые рубашки с короткими рукавами и широкие хлопковые штаны, напоминающие шаровары. Различить их можно было только по голосу.
– Ты уж не гневайся на нас, золотце, – примирительно сказал гном мужского пола. – Сослепу тебя старуха по голове огрела, за воровку приняла.
Алевтина осторожно коснулась головы, волосы были какими-то скользкими, влажными и слипшимися. «Мозги вытекли! Умираю, рана смертельна», – с ужасом подумала Алечка и поднесла трясущуюся руку к глазам – на пальцах вместо крови и мозгов размазывалось что-то белое и студенистое.
– Кефир, трехпроцентный, – по-деловому уточнил гном-женщина. – Волосики помоем шампунем, и будешь как новенькая. Шишки, правда, не избежать, ну ничего, до свадьбы заживет.
– Вы близнецы? – робко спросила девушка, когда ее легко, как пушинку, подняли на руки, перенесли в квартиру, осторожно уложили на маленький продавленный диванчик и положили ей на голову пакет со льдом, завернутый в кухонное полотенце.
Гномы дружно расхохотались и радостно сообщили, что совсем они даже не близнецы, а всего лишь супруги. Просто за сто лет совместной жизни они притерлись друг к другу настолько, что стали буквально на одно лицо, и теперь их даже близкие знакомые путают, чем они частенько пользуются, постоянно устраивая невинные розыгрыши. В общем, супруги на старости лет впали в детство, нашли себе развлекаловку и валяли дурака, как малые дети. С одной стороны, шутники-супруги Алечке понравились и она от души повеселилась, слушая истории про их проделки, с другой – оставаться у них в гостях надолго и тем более доверять свои зубки уважаемому Илье Ильичу Алечке совершенно не хотелось. Одного взгляда на огромные ручищи дантиста хватило, чтобы заныли все зубы разом и непроизвольно свело челюсть. По мнению Алевтины, доктору к лицу, вернее, к рукам, гораздо больше подходил строительный экскаватор, а не стоматологический инструмент для осмотра полости рта.
С помощью Иветты Карловны – так незатейливо звали веселую женушку стоматолога, Алечка, как только немного пришла в себя, помыла голову, высушила волосы феном и, подхватив сумку, бочком направилась к выходу. Но не тут-то было! Отпускать ее с миром никто не собирался, и Илья Ильич, по-прежнему пребывающий в состоянии крайнего смущения и раскаяния от недавнего происшествия, поволок девушку в смотровой кабинет, оборудованный в одной из крохотных комнаток квартиры. В отличие от пыльной, засоренной всяким мелким бытовым хламом гостиной, в кабинете доктора царила стерильная чистота. Здесь было все, как в настоящей поликлинике: белый кафель на стенах, смотровое кресло, бормашина, мощная медицинская лампа, холодильник, аппарат для стерилизации инструментов и даже умывальник. Еле уловимо пахло хлоркой и еще каким-то неизвестным лекарством, в очередной раз напомнившим Алечке о школьных диспансеризациях. Илья Ильич указал Алевтине на кресло, а сам принялся сосредоточенно и азартно проводить санобработку своих рук, беспощадно скобля их намыленной жесткой щеткой. Гигиенические процедуры длились не меньше десяти минут, и Алечка даже испугалась, что стоматолог смылит себе руки до костей. Наконец он выключил воду, надел белоснежный халат и приступил к осмотру.
– Вот что, девонька, – вынес он свой вердикт, – сделаю я тебе зубик краше прежнего, но придется немного потерпеть.
– Так больно будет? – испугалась Алевтина.
– Что ты, что ты – больно совершенно не будет. Я имел в виду, что придется подождать несколько дней и помучиться с серебряным клыком во рту, как у Бабки Ежки, симпатичный такой клычок будет…
– Это почему? Как же так? – задыхаясь от возмущения, спросила Аля.
– А вот так, по-другому никак не получится, – сочувственно вздохнул Илья Ильич и включил бормашину.
Экзекуция длилась довольно долго. Когда дантист наконец угомонился и выключил из розетки свой пыточный аппарат, за окном уже смеркалось. Алечка радостно засобиралась было домой, но оказалось, что ее мучения еще не кончились, потому что к этому времени Иветта Карловна уже состряпала ужин, причем меню было продумано специально для Алевтины, дабы облегчить ей процесс жевания после стоматологических процедур. Без лишних церемоний несчастную девушку насильно усадили за стол и впихнули в нее большую порцию картофельного пюре и рыбную паровую котлету. Сопротивляться было бесполезно, пришлось есть и слушать очередные рассказы о проделках супругов, о которых они трещали безостановочно, то и дело перебивая друг друга. К концу трапезы Алечка уже стала жалеть, что Иветта Карловна не пришибла ее бутылкой кефира насмерть, и всерьез засомневалась в том, что она когда-либо еще вернется в этот «гостеприимный» дом.
– Так мы зайдем гробики посмотреть? – хором спросили супруги смущенно, проводив совершенно замученную их чрезмерной заботой Алевтину к двери.
– Нет! – испуганно выпалила Алечка первое, что пришло в голову, но спохватилась и залепетала: – То есть… я хотела сказать, конечно, непременно, естественно, обязательно заходите! Я позвоню вам, как только Сан Саныч вернется, – пообещала Алевтина и пулей вылетела из квартиры.