— Не останавливайся.
Он начал снова, но потерял прежнюю остроту и выдохнул:
— Мне показалось, будто я делаю тебе больно.
— Она любит поорать, — пояснил Криспин.
Я могла бы скривиться в его сторону, но Домино снова поймал ритм, и мне все остальное стало безразлично. Он старался сохранить этот ритм — добиваясь для меня оргазма, наверное, но тело его начало терять равномерность движения, дыхание стало прерывистым. Он ударил еще раз, второй, четвертый — и снова стала нарастать тяжесть у меня в середине.
— Опять, опять близко! — простонала я.
Он заставил себя качать дальше, поймал тот же плавный ритм. Я приподнялась на локтях, чтобы еще лучше видеть и соприкасаться под более острым углом — и этого мне хватило. Он снова заставил меня хлынуть через край, и я орала в потолок от удовольствия.
На этот раз он не остановился. Переменился ритм, но это уже было не важно, лишь бы только он входил и выходил из меня, входил и выходил. Оргазм нарастал, ощущение накатывалось за ощущением, и ритм становился все самозабвеннее, и тело двигалось быстрее и жестче, и наконец он опустился низко, так, что в меня стучалась вся его длина. Это было иное удовольствие, но он уже так меня подготовил, что это и правда было удовольствие.
— Сильнее, глубже!
На этот раз он не стал спрашивать, всерьез ли я — поверил на слово. Он вбил себя в меня, глубоко и сильно, как сам хотел, как хотела я, весом и силой распял меня на простыне, пригвоздил к кровати, и тело его тряслось надо мной. Он открыл глаза — внезапно, совсем близко, и мы уставились друг на друга, и у него глаза стали больше, и дыхание снова стало хрипло-прерывистым, тело стало вскидываться, как от судороги, выдавливая из себя каждый следующий толчок. А потом он достал глубоко-глубоко, и это было чистое наслаждение. Я завопила и всадила ногти ему в спину, охватила его ногами и вписала свой оргазм в его тело воплем и кровью.
Он выкрикнул хриплым горловым голосом: «Да!», вонзился в меня еще один раз, последний, так глубоко, как еще не был, и я снова самозабвенно заорала, и наши тела задрожали вместе, и я вцепилась губами ему в шею, заглушая собственные крики.
Он лежал на мне, сердце его стучало об мое тело, пульс на шее бился у меня во рту, и я резко отпустила его, потому что на меня вдруг накатило желание вцепиться сильнее. И без того ощущался сладковатый металлический вкус, и я знала, что пустила ему кровь.
Откинувшись на кровать, я обвивала его руками, гладила ладонями, не отпуская сплетенных ног, удерживая его в себе, внутри, прижимаясь изо всех сил.
Наконец он приподнялся, и я расплела руки и ноги, чтобы он мог рухнуть в середину кровати рядом со мной, перевернуться на спину, судорожно восстанавливая дыхание. Пульс бешено бился у него на горле.
— Если это быстрячок, — сказал Криспин, — то я лопаюсь от любопытства, что же называется «долго».
Домино улыбнулся с полузакрытыми глазами, выговорил расслабленным голосом:
— Я хотел, чтобы было хорошо. Чтобы не разочаровать ее.
Я лежала на краю кровати, на его краю кровати, не в силах шевельнуть ничем из того, что ниже пояса, и не особенно желая шевелить чем-либо вообще.
— Разочаровать, блин. Интересно было бы посмотреть, как оно выйдет с предварительным разогревом.
— Так ты снова меня хочешь? — спросил он неуверенным голосом, и лицо у него вытянулось.
Я похлопала его по животу — туда проще всего было дотянуться.
— Если бы я уже могла шевельнуться, я бы тебя поцеловала и сказала бы, что любая женщина, которая тебе отказывала, была дурой.
Он погладил меня по бедру:
— Самое лучшее, что приходилось мне слышать от девушек.
Почему-то мне эти слова показались печальными, но я не стала говорить этого вслух.
Когда нас уже начали держать ноги, мы помылись и забрались обратно в постель. Меня положили в середине, что меня вполне устраивало. Я выяснила, что гетеросексуальные мужчины, которые не возражают против секса в присутствии другого мужчины, несколько напрягаются, когда им спать приходится в середине. Я ценю тех из мужчин своей жизни, которых это не парит, но других тоже понимаю. Мне вот не нравится спать рядом с голой женщиной, как выяснилось с леопардами-оборотнями в Сент-Луисе. Это была просто большая голая куча щенят — точнее, котят, — но все равно я предпочитаю быть начинкой бутерброда между двумя ломтями не моей природы. Так что не мне возникать.
Не с каждым уютно спать, как ложки в коробке. Криспин, например, спит на животе, так что этот вариант с ним не проходит. А вот Домино прильнул к моей спине, обвился вокруг меня, будто я — его любимая плюшевая игрушка, без которой ему не заснуть. Я подумала, что как-то неловко будет спать с незнакомым мужчиной. В смысле, что одно дело секс, когда только познакомились, а спать… ведь сон — это беспомощность. А я не люблю быть беспомощной в присутствии тех, кого знаю недостаточно хорошо.
Однако его тело будто сделано было для моего по мерке, рукой он приобнимал меня, прижимая к себе, как это делал дома Мика.
Я с ностальгией вспомнила своего короля леопардов. И Натэниела мне тоже не хватает. Интересно, как Домино с ними уживется? Но эту мысль я прогнала: решать проблемы будем в порядке очередности. Чтобы попасть домой, мне надо убить Витторио. Чтобы его убить, надо его найти. Значит, мы с Рокко потом пойдем его искать.
Но мне не пришлось искать Витторио. Он нашел меня сам.
Только сперва меня нашла она.
Я стояла в комнате, где, как я знала, лежит ее тело. Она казалась маленькой под шелковой простыней, даже не маленькой — ссохшейся. Впервые она выглядела как накрытый простыней труп. Я ждала, чтобы она пошевелилась, чтобы послышалось ее дыхание, но ничего не дождалась. Ее не было.
Потом я перенеслась в давнюю ночь, где в воздухе пахло дождем и жасмином. Было жарко, но не душно, будто и не был воздух полон влаги. Однако ощущался привкус грядущего дождя, и если чуть напрячь воображение, можно было почувствовать, как жадно ждет земля под ногами, как любовница ждет объятий.
Она вышла в эту ночь в виде женской фигуры, подобной самой этой ночи, но была она голосом, шелестящим у меня на коже.
— Некромантка, они идут меня убивать. Идут с новым оружием, с вещами, которых я не понимаю. Я покинула оболочку, лежащую в той комнате — пусть они заберут ее.
Запах жасмина усилился, потому что приблизился дождь — густой и чистый запах.
— Чего ты хочешь?
— Тебя, некромантка. Я хочу твое тело.
— Нет, — ответила я.
— Нет, потому что ты не подпускаешь меня. И тебе помогают в этом связи с твоими мужчинами. Но мне нужна сила, достаточная, чтобы выжить, когда погибнет моя оболочка. Тело твое я не могу забрать, Анита, но думаю, что смогу питаться через тебя.