Лана попыталась поднять правую руку, чтобы привлечь их внимание, но не смогла шевельнуть ни одной рукой.
Она захрипела.
Мужчины замолчали и повернулись к ней. Потом они оба подошли и сели на кровать – с обеих сторон.
Пожилой незнакомец пригладил редеющие волосы, и на его розовой залысине остались белые полоски от грязных ногтей.
– Мисс, я – шериф Доноуэй, – представился он. – Доктор Праймак рассказал мне о вашем несчастье.
Слава богу!
– Ему пришлось ампутировать обе ваши ноги и обе руки, – продолжал шериф. – Сейчас мы договариваемся о том, чтобы перевезти вас по узкоколейке в Дуранго, в Больницу милосердия.
Лана посмотрела на доктора Праймака, наблюдавшего за ней с выражением, которое можно было перепутать с состраданием.
Он отвернул укрывающие ее покрывала, и она увидела перевязанные обрубки обеих рук, ампутированных чуть ниже локтя.
Морфийная эйфория улетучилась.
Моя правая рука была в порядке. Вы же сами сказали!
– Понимаю, для вас это весьма огорчительно, – сказал врач, – но ничего другого мне не оставалось. Обе руки серьезно пострадали. Если б я не ампутировал их, вы были бы уже мертвы.
Пациентка открыла рот.
Почему вы не рассказали ему об Абандоне?!
Но то, что у нее получилось, напоминало бормотания идиота.
– Постарайтесь успокоиться, мисс Хартман, – продолжал Джулиус. – Вам нельзя волноваться – ваше здоровье висит на волоске.
Они же умирают там!
– Пожалуйста, мисс Хартман.
Почему вы так поступаете?!
– Вы можете дать ей что-то, а, док? – спросил Доноуэй.
– Конечно.
Врач поспешил к стоявшему на столике саквояжу.
Женщина слышала слова, которые хотела произнести, у себя в голове, слышала так же ясно, как и тогда, когда говорила, но комната отдавалась только жутким, безголосым шумом.
– Послушайте. – Шериф положил руку ей на плечо. – Доктор Праймак рассказал мне о вашем психологическом состоянии.
В саквояже звякнули пузырьки.
– В Дуранго о вас позаботятся, – пообещал Доноуэй.
Медик тем временем уже возвращался к кровати.
– У меня есть знакомый в приюте. В Пуэбло, – добавил шериф.
Праймак вытащил пробку из пузырька и поднес к его горлышку белую тряпицу.
– Вас обязательно примут, можете не сомневаться, – продолжал страж порядка. – И вам там помогут. Бог подверг вас тяжкому испытанию, мисс Хартман, но в приюте сделают все возможное, чтобы вы прожили жизнь с достоинством и в комфорте.
Загляните в его журнал. Ради всего святого!
– Вам повезло, что попали к доктору Праймаку, – уверял ее шериф.
Женщина кричала и металась, но веревки держали ее надежно.
– Лана, – чуть слышно сказал ей на ухо Джулиус. – Я хочу, чтобы вы знали – я ничего не возьму с вас за ампутацию. А теперь, пожалуйста, не сопротивляйтесь.
Смоченная эфиром тряпка опускалась на ее лицо.
– Просто закройте глаза и глубоко вдохните.
В вестибюле отеля «Гранд-Империал» акцент делался на несколько предметов, собрание которых воспринималось скорее как клише, чем как отражение Силвертона времен его расцвета: цветочные бордовые обои, оловянный потолок, люстра, тяжелый черный сейф возле регистрационной стойки, пара настенных часов, рояль, скульптура, изображающая четырех ухмыляющихся конных бандитов, палящих в воздух из револьверов, и большой портрет какой-то шлюхи, висящий над одним из двух кожаных, с высокой спинкой диванов, составляющих зону отдыха.
Эбигейл подошла к регистрационному столу.
– Мне нужна помощь. Позвоните в полицию! – попросила она.
– Здесь нет полиции, – ответила сидящая за столом девушка.
– Что?!
– Только шериф.
– Дайте мне телефон.
– Вы наш гость?
– Шутите?
– Право пользования телефоном предоставляется только гостям «Гранд-Империала».
Сотруднице отеля было лет шестнадцать-семнадцать. Она сидела за дорогим антикварным столом с «ужастиком» в дешевой обложке в левой руке и сосала зеленый леденец, распространявший убийственный аромат противоестественно смешанных виски и яблок.
Фостер прочитала ее имя на именной бирке.
– Послушайте, Трейси. Меня преследует один человек. Я бегу от него с гор. Он придет убить меня. Может, сделаем исключение на сегодня?
Портье положила книжку рядом с клавиатурой, вынула леденец из позеленевших губ и впервые посмотрела журналистке в глаза.
– Ладно.
На улице взвизгнули тормоза. Эбигейл бросила взгляд в зеркало за столом, увидела отражение выходящего на Грин-стрит окна и в нем старенький «Бронко», только что въехавший в задний бампер «Субурбана». Впрочем, внедорожник лишь едва заметно вздрогнул.
– Это он? – спросила Трейси.
– Шериф живет в городе? – спросила Фостер вместо ответа.
– Да, в конце Четырнадцатой.
– В какую сторону?
Хлопнула дверца.
– Два квартала к северу, – сказала портье.
Шаги по тротуару.
– Спрячьтесь за стол и сидите тихо, – велела журналистка девушке.
Куинн Коллинс шагнул под козырек над входом, открыл дверь и уже входил в вестибюль. Заметив табличку «К НОМЕРАМ», Эбигейл метнулась вверх по застеленной ковровой дорожкой лестнице.
Повернув налево, она поднялась ступенек на двадцать и остановилась – сил у нее не осталось.
– Куда она пошла?! – донесся до нее крик снизу.
Беглянка поднялась еще выше.
И куда теперь, налево или направо?
Фостер свернула налево, а потом направо. Куинн уже бежал по лестнице, когда она дошла до перекрестка.
Налево, направо или вверх?
Налево. Эбигейл промчалась по коридору – розовые стены, белая отделка, белые двери, скрипучий пол. Номер 201… люстра с двумя перегоревшими лампочками… номер 202… черно-белые фотографии старых паровых машин… номер 203… поворот направо… длинный, узкий коридор… 214, 215, 216, 217.
Коридор закончился дверью с металлической ручкой и табличкой с надписью: «НЕ ОТКРЫВАТЬ. ТОЛЬКО НА СЛУЧАЙ ПОЖАРА. СРАБОТАЕТ СИГНАЛИЗАЦИЯ».
Взвыла сирена, и Эбигейл шагнула навстречу ледяному дождю. Внизу под ней была парковка с несколькими автомобилями. Крупинки дождя сверкали драгоценными камнями на капотах и стеклах под желтым светом уличных фонарей.