– Долларов? – спросил подошедший Корнилов.
– Да нет, рублей.
– Вы знаете, кто это был?
– Знаем. Интернат и «заводские», – ответила Сенина, да так бодро, по-бойцовски, как будто пожалела, что «стрелка» закончилась так постыдно: без драки, без крови, без победителя… – А вы из милиции?
Корнилов пожал плечами: разве не видно?
– А что там с Драницыной? – Сенину трудно было остановить, она вошла в раж и теперь чувствовала себя главным героем события. – Жива еще? Не нашли, кто стрелял?
– Сенина, заткнись! – Тамара Перепелкина бросила на нее полный отвращения взгляд, и Жанна сразу же замолкла.
– Это я должен поговорить с вами о ней, – как можно мягче произнес Корнилов. Он как бы извинялся за свою назойливость и, глядя на лица мальчишек и девчонок из обреченного 9 «Б», с ужасом думал о том, кто же будет следующим?
– С Олей больше всех дружила Лена Тараскина, но ее здесь нет, она в больнице… – сказала Тамара. – Нам известно, что Оля Драницына навещала довольно часто своего крестного, убирала у него, а он давал ей за это деньги.
– Где живет ее крестный? Как его зовут?
– Да вы спросите у ее мамы, она же должна знать…
Корнилов не знал, как объяснить им, что мама Оли Драницыной запила, и, чтобы вывести ее из этого жуткого состояния, требуется время.
– Валя Турусова видела, как Оля вчера садилась в машину с мужчиной. Утром, вместо того чтобы идти в школу, – не вытерпела Жанна и поспешила вставить свое слово. – Вы поговорите с ней, может, она помнит машину?
– Белая «шестерка», – вдруг выпалила Катя Синельникова. – Ну да, я точно помню, она так и сказала: «Белая „шестерка“…» С Олей был взрослый мужчина. Помнишь, Жанна, ты ее еще спросила тогда, сколько она берет денег?..
– Какие еще деньги? – спросил Корнилов. – За что?
За тишиной, которая заполнялась лишь шелестом листвы да шумом дождя, Корнилов, конечно, без труда угадал истинное положение вещей и теперь глядел с состраданием на измученное лицо Людмилы Голубевой, которая в эту минуту не могла не думать о своей дочери и о том, платили ли и ей, пятнадцатилетней Наташе, за то, что она позволяла с собой делать тем неизвестным мальчикам, парням или взрослым мужчинам, которые последние месяцы занимали такое место в ее жизни.
– Я обычный следователь, – вдруг сказал Корнилов, глядя прямо в глаза стоящих перед ним девочек, – не педагог и тем более не ваш отец… Но вас с каждым днем становится все меньше и меньше… Я бы не хотел сейчас морализировать по поводу того, чем занимаетесь вы или ваши одноклассницы; думаю, что вы и сами догадываетесь, о чем идет речь, но подобный образ жизни не может привести ни к чему хорошему. Можете посмеяться над моей несовременностью. Недопустимо продавать свое тело и душу. Продавали бы лучше свои мозги. Быть может, я говорю сейчас коряво, но вы все-таки послушайте меня. Я тоже мужчина и понимаю, ЧТО все те мужчины, с которыми вы встречаетесь, находят в вас. Наслаждение. Редкое удовольствие. Если кто-то из вас употребляет наркотики, то тоже исключительно ради удовольствия. Но вы не можете не знать, что жизнь состоит не только из наслаждений… Есть куда более удивительные и приятные ощущения, связанные с высокими чувствами, о которых вы, быть может, и не имеете представления… Спустя несколько лет, когда схлынет вся эта дурная муть и вы захотите чего-то большего, нормальных человеческих отношений, любви, о которой ваша душа еще ничего не знает или не хочет знать, будет уже поздно… Порядочный мужчина не захочет иметь дело с уставшей от бесчисленных любовников женщиной, у которой вместо души – пепелище, а тело – сплошная рана… Ненасытность в удовольствиях перерастет в манию, в патологию, и, когда все запасы, отпущенные природой для наслаждений, будут исчерпаны, вы сделаете себе последнюю инъекцию…
– Виктор Львович, – перебила его Голубева, – вы разговариваете с ними, как с наркоманами…
– А вы попробуйте взять у них кровь на анализ… Они же не позволят вам сделать этого, – с горечью произнес Корнилов и развел руками, а затем снова обратился к девочкам: – Вам по пятнадцать лет, а вы все уже готовы к смерти? Покажите ваши руки… на сгибе, там, где проходят вены…
Никто из девочек не пошелохнулся. У большинства из них следы уколов были пусть даже и двухнедельной давности, но все равно БЫЛИ. Катя Синельникова делала себе уколы в бедра, но и она не показала руки: а вдруг кто-то уже без ее ведома всадил иглу в вену на руке, когда она находилась в полубессознательном состоянии?
– Вы все поняли? – Корнилов посмотрел на Голубеву. – А вы говорите… Но самое ужасное заключается в том, что процесс этот НЕОБРАТИМЫЙ. Ну что ж, поедем? Вы не хотите навестить Драницыну, а то бы я взял вас с собой.
Людмила поняла, что он не хочет оставлять ее одну после всего, что произошло и что ей пришлось сейчас пережить, и теплое чувство благодарности, смешанное с нежностью, затопило ее изболевшуюся душу.
– Виктор Львович, – сказала Голубева уже в машине, когда они выезжали из сада (в боковом зеркале мелькнули и исчезли фигурки стоящих под кленом девочек), – где, вы говорите, нашли Олю Дарницыну? Неподалеку от дачи Ларчиковой? И ранили почти одновременно с убийством Татьяны Николаевны?
– Да, а что?
– Я, конечно, не уверена, но вы сами говорили, что Ларчикова была невестой Пермитина, человека, который появился на дачном участке спустя некоторое время после совершенного убийства, так? А вы знаете, что этот самый Пермитин – сосед Оли Драницыной? Вы о нем вообще что-нибудь знаете?
– Людмила Борисовна, я много чего знаю о Пермитине…
– Его жена… он же вдовец, об этом писали в газете пять лет тому назад… Неужели никто из вас ни разу не допустил мысли о том, что это он, он убил Таню Ларчикову?.. Да и Олю? Что вы на меня так смотрите? Вы… Вы все знали? И молчали? Отпустите мою руку, остановите машину и выпустите меня… Вы… вы…
Юля передала Крымову и Шубину свой разговор со Зверевым накануне его гибели. Истинной причиной, заставившей его обратиться к ним в агентство, была смерть какой-то женщины. Все, что было связано с этим трагическим событием, и хотел выяснить Сергей. Его труп решено было спрятать на время в ванной комнате агентства. Это необходимо было сделать, чтобы получить возможность, воспользовавшись его ключами, поискать в квартире ту самую «желтую» газету, о которой Зверев упомянул в связи с этой историей.
В кармане его брюк Юля нашла листок с номером телефона Белотеловой, и ревность нервным холодком прошлась-пробежалась по сердцу: все-таки она не ошиблась, и Лариса не ограничилась мимолетным знакомством с молодым и преуспевающим бизнесменом.
– Белотеловой везет на богатых любовников, – заметила она, пряча записку в карман.
– А им – везет на нее. Только с противоположным знаком, – возразил Крымов. – Насколько я понял, Лариса по своей природе РАЗРУШИТЕЛЬНИЦА. Судите сами: в Петрозаводске она связывается с вором, Золотым, и он оказывается в тюрьме. Затем она переносит свою любовь на Соляных, которому просто чудом удается избежать полного банкротства. Ну и наконец, Лариса приезжает к нам сюда…