Я смеюсь, Делия тоже. Она наклоняется ко мне и шепчет:
– Все, что пожелаешь.
И помогает подняться Эшлинг.
– Спокойной ночи, ребята, – уже громче говорит Делия. Она ведет сонную Эшлинг из гостиной, а я сижу и смотрю в ночное небо в темных окнах. Себастьян сидит рядом, уставившись прямо перед собой.
Все мое тело покалывает иголочками. Поворачиваюсь к нему и смотрю на его профиль, глаза, прямой нос, рот, который никогда не улыбается. Губы у него невыносимо красивые. И вдруг я злюсь, злюсь, ведь он думает, будто я могу каким-либо образом навредить кому-нибудь из них. Я люблю Делию больше жизни и всех остальных тоже – начинаю их любить. Это правда? Вино ударило мне в голову? Или расплавило мой мозг? Сейчас я могу открыть рот и сказать все, что угодно. Мне очень хочется. Хочу сказать, что он может мне доверять, что я рядом. Хочу его понять. Понять, кто он такой на самом деле.
Себастьян сидит рядом и смотрит перед собой. Он протягивает руку, достает со стола бутылку и подносит к своему красивому рту. Долго пьет, потом, не поворачиваясь, протягивает бутылку мне. Наши пальцы соприкасаются. В комнате так жарко, вдруг становится невыносимо жарко. Ставлю бутылку на колени.
Открываю рот, делаю вдох. Себастьян смотрит прямо.
Наконец поворачивается и смотрит на меня.
Делия
Ведь я же сама хотела, чтобы они это сделали. Сама все устроила. Подарок для моей Джуни, я же знала, как ей это необходимо. Закрываю глаза. Хорошо, что получилось. Я так и хотела. Хорошо, что все получилось.
А теперь внутри у меня нестерпимо жжет огнем.
Закрываю глаза, и мои веки – словно портал в мир за этой дверью.
Не хочу этого видеть. Ну, пожалуйста, хренов мозг, не позволяй мне смотреть на это.
Не могу остановиться.
Себастьян и Джуни целуются, сначала ласково. Даже пьяные они такие нежные. Поначалу немного стесняются, потому что так давно и так сильно оба этого хотели. Она думает: «Не могу поверить, что это со мной происходит». А он думает… хотя сейчас на фиг все мысли. Губы к губам, нежные и сладкие, а мозг стремительно перестраивается, отключает лишние функции, как ящерица сбрасывает хвост, и переходит в особый режим. Они занимаются любовью. Ведь именно для этого мы и созданы. Только так можем выжить. Не будь этого – и все передохли бы на хрен.
Вот раздается тяжелый вдох, тихий стон, и ни один из них не знает, чье это дыхание и чей стон. Этот звук в ловушке, словно зверек в горячем влажном пространстве между их разомкнутыми губами. Он отдается эхом, спускается к ним в утробу. По их телам проходит дрожь. Руки у него сильнее, чем она думала. Его ладони скользят по ее спине. Под платьем. Кожа у нее горячая и такая гладкая. Она утыкается лицом в его шею, вдыхает. Запах его шеи вставляет, как наркотик. Биология, наука, искусство, магия – пиф-паф, пиф-паф! Все ускоряется, сердца стучат быстрее, кровь течет быстрее, зубы и языки в жаркой схватке. Желание так велико, что причиняет боль, но уже нельзя остановиться. Одежда словно тает. Тела переплетаются. Свет выключен, но луна освещает все, и их кожа светится. Они сами излучают сияние, словно не созданы из плоти и крови, поднимаются и парят над постелью. Они уже не на земле. Стены исчезают – и эти двое летят в космосе, проносятся мимо звезд в пустоте, связанные только друг с другом. Сейчас он сверху. Она вскрикивает. Его пальцы у нее на горле. Она вонзает зубы в его кожу. Они как дикие звери. Не могут насытиться друг другом и сейчас поглотят друг друга. Он поглотит ее, и ничего не останется.
Не могу дышать. Я этого не выдержу.
– Детка? – Голос Эшлинг выводит меня из транса. Она робко зовет меня из открытой двери спальни. Когда Эшлинг просыпается ночью, она словно перепуганный маленький ребенок. И надо принести ей воды. Иду на цыпочках на кухню, беру со стола стакан, споласкиваю, наполняю водой из-под крана. Выпиваю залпом холодную чистую воду. Не помогает. Такой жажды у меня еще никогда не было. Пью сама стакан за стаканом, пока желудок чуть не лопается, и лишь потом возвращаюсь в кровать.
Джун
Как только я открываю глаза, воспоминания разом наваливаются на меня – губы, руки, кожа, пот. Не могу поверить, что это все же случилось. Но ничуть не жалею. Вот только… поворачиваюсь на другой бок. Кровать пуста. Я одна, во рту сухо, голова гудит.
Внезапно становится страшно, даже не знаю почему.
Выхожу в холл.
– Себ? – зову шепотом. Обычно я к нему так не обращаюсь, это Делия так его зовет. Мне вообще странно называть его по имени. Часы на микроволновке показывают шесть минут пятого. За окном сплошной черный бархат. На столике рядом с кушеткой светится лэптоп, на экране звездное небо. Смотрю на лицо Себастьяна, его брови, губы.
Он лежит на боку. Сажусь рядом, спиной к его животу, и кладу ладонь на теплую голую кожу.
– Привет, – шепчу я. Но он неподвижен. Почему он здесь? Чем занимался? Протягиваю руку и лезу в его лэптоп, хотя понимаю, что не следует так делать. Может, я все еще пьяна. А может, это предлог. В браузере открыт сайт. Сверху банер, коллаж из цифровых фото – вот группа детей в лагере, мальчик в каноэ, малыш с мамой, еще чья-то фотография… Себастьяна? Здесь он моложе, волосы намного длиннее, со скейтом. Стоит, обняв за талию девочку, очень на него похожую, с загорелыми худыми ногами и широкой улыбкой. Смотрю на другие снимки и понимаю, что это тоже он, только разного возраста.
Под банером надпись зеленым: Мы скучаем по тебе, Тревор.
А еще ниже: Страница памяти Тревора Эмерсона.
21 мая этот мир стал темнее, а в раю стало на одного ангела света больше.
Далее идут высказывания о нем разных людей. Начинаю читать:
Друг, мне так тебя не хватает. ФМ
Не забудь: радужные шлепанцы.
Трев был самым лучшим, все его любили. Он был нежным, веселым и добрым.
Я так скучаю по этому парню, но знаю: он на небесах. Приятель, передай привет моей бабушке, если ее там встретишь.
В этом мире нет смысла.
Впервые я встретила Трева на вечеринке, он был диджеем, а я напилась и приставала к диджею…
И все в таком же духе, страница за страницей. Сотни комментов.
В самом конце наиболее свежие. А вот один от вчерашнего числа.
Прошло почти два года, но не было ни одного дня, ни одной минуты, когда бы мы не думали о тебе. Все мы. Люблю тебя. Мама
Меня словно ударили в сердце, и я невольно закрываю рот ладонью. Смотрю на его милое спящее лицо. Я не знаю его историю, совсем. Думаю обо всех тех людях, которым его не хватает. Одни продолжают жить дальше, а для других жизнь остановилась.